Я оглядываюсь на Ниту, сидящую на коленях своего парня. Она красуется в коротком розовом платье с серыми узорами и стразами, на ногах блестящие розовые туфли со странным каблуком: как розовая планета с кольцом, а заканчивается всё обычной шпилькой. Она считает, что это красиво, но если бы я надела подобное, меня бы стошнило. Не очень люблю розовый, особенно такой гламурный. На голове у неё потрясающая укладка. Сама она пришла без сумки: только с клатчем. Ей же учится не обязательно. Тоже связи…
Но я должна сказать, что и моя семья не такая уж и бедная. Папа директор завода по производству автомобилей, а мама заведующая популярного мебельного магазина. Зарабатывают родители не так много, как отец Ниты: председатель мэра, но денег у нас достаточно. Достаточно, чтобы ни в чём не нуждаться и шиковать. Но я с детства ничего не прошу у родителей. Так уж меня воспитали.
В семье я единственный ребёнок, поэтому всё внимание было обращено на меня. Родители души во мне не чают, никогда не уходят с глубиной в работу, забивая на меня. Нет. Такого не было. И я рада, что могу советоваться с мамой, как с подругой. Обычно, когда у нас заводятся подобные разговоры, мать выключает режим «мама» и включает себя как «подруга», которая посмеётся, поприкалывается и даст совет. С ней я могу говорить о чём угодно, и в этом плане мне многие завидуют.
С отцом отношения у нас тоже на «ура». Мы иногда с ним можем подшутить над мамой, он может как-то развлечься со мной, забывая о том, что ему 40 лет. Серьёзно, он отрывается иногда покруче любого подростка. С ним мне даже часто становится страшно, потому что настолько отрываться у меня не хватает сил.
Сама я скромная. Многие считают, что я зажатая, но только родители и лучшие друзья знают меня истинную. Просто я привыкла закрываться от людей, которые мне не нравятся и от людей, которым на меня наплевать. Сама я неплохо шарю в физике и химии, люблю петь (кстати, немногие знают об этом, но я с раннего детства хожу на вокал и многие подтверждают, что пою я прекрасно). По характеру меня нельзя назвать поцанкой, но кеды мне удобней, чем каблуки (хотя их я тоже могу поносить). Всегда в разное время мне нравится быть то женственной, то ходить в джинсах. Но в школе моя женственность не проявляется, скорее потому, что мне так удобней. На кой-хер мне каждый день как-то наряжаться, приводить себя в порядок, когда ты просто идёшь в школу? Тем более, мне не очень-то и нравятся все эти женские штучки.
Но и если подумать, если я сейчас начну ходить в этих платьях и юбках, изменится-ли отношения всех этих слизняков ко мне? Они сначала удивятся, а потом начнут подкалывать на счёт этого. Тем более, мне не чем блистать: красавицей я себя не считаю.
— Эта Бука опять ушла в себя, — шепчет таинственно Крис, смотря на меня. Все мои друзья хохочут. Я закатываю глаза.
— Молча бы ели. А то ведь так подавиться можно, — я характерно смотрю на Юрайю, который засмеялся так, что сейчас откашливается омлетом, который он до этого ел.
— Да ладно тебе, Трис. О чём ты думаешь? Разговаривала бы с нами.
— Простите, ребят. Продолжайте, — смеюсь я.
— Мы говорили о сегодняшней вечеринке в школе, — говорит Марлен. — Обычная вечеринка, как всегда.
— И что вы от меня хотите? — усмехаюсь я.
Внезапно ловлю на себе испытывающие взгляды друзей. Что?.. Нет, они же не серьёзно!
— Я не пойду, — говорю я, как само подразумевающееся. — Что мне там делать?
Ребята разочарованно стонут.
— Трис, идут все, кроме тебя!
— И что мне с этого? Я не хочу!
— Могла бы и потерпеть ради нас, — бурчит Линн.
Я закатываю глаза.
— А то, что я хочу насладиться, это никого не волнует?
— Тогда ты насладишься на вечеринке! — оживляется Крис.
— Я люблю наслаждаться тишиной и спокойствием, а не шумом и рыгающим Питером на полу, — вспоминаю я прошлую вечеринку.
— Фу! — в унисон твердят друзья.
Я хихикаю.
Юрайя вздыхает:
— Ну вот. Я же говорил, не получится.
— Ладно, пойдёмте, у нас литература, — Кристина уже за руку вытаскивает меня из-за стола. Я успеваю только взять свою сумку и она тащит меня за двери столовой.
Мы идём на второй этаж, попутно разговаривая, как вдруг я опять врезаюсь в стену.
— Чёрт, Убогая, ты мне рубашку испортила!
Все смеются, пока я фокусирую зрение. Вся главная шайка. И все мерзко над о мной смеются, кроме смущённых Зика и Шоны, непроницаемого Четыре и закипающую на заднем плане от злости Кристину. Я встаю прямо и смотрю на рубашку Питера.
— В каком месте, Жирдяй? — спрашиваю я его, не стесняясь.
Питер побагровел.
— Совсем уже страх потеряла, а? — спрашивает он меня. — Ещё не усвоила, как с элитой надо разговаривать?
— Элитными бывают только коровы, Питер, если ты не знал. Хотя почему, знал, — парирую я.
— Похоже кое-кому жить надоело? — шипит Питер так, что слюни идут. Я издаю смешок.
— Успокойся, Питер, а то нервные клетки и зубы не сбережёшь, — улыбаюсь я.
— Так уверена в своих возможностях? — Эрик приподнимает одну бровь. — Силёнок-то хватит?
— У меня отличная стража, — говорю я спокойно, посматривая на стоящую сзади него полыхающую от злости Кристину.