Влюбиться в мужа заново

Границы уже перейдены. Я слышу тишину. Абсолютную тишину, которая воцарилась в нашей квартире. Знаю, что дочери меня наверняка услышали, но не смогла бы сейчас сдержаться, даже если бы меня об этом попросили. Но меня не просят, просто некому это сделать. Дима увлечён своими переживаниями, а девочки… девочки делают вид, что ничего не происходит. Сидят в своей комнате, закрываются от того, что их сейчас окружает, и делают вид, что ничего не случилось.

– Ответь мне на этот вопрос и всё… всё станет ясным.

Я тяжело вздыхаю, иду к окну, опираюсь ладонями на подоконник и, задержав дыхание, добавляю:

– И прежде всего станет ясным, почему ты сегодня же должен уйти. Потому что нашей семьи больше нет. Ты её уничтожил.

Меня снова окружает тишина. Она такая звенящая, осязаемая – кажется, протяну руку и смогу коснуться какого-то невидимого барьера. Не знаю, то ли он установлен между мной и Димой, то ли это просто какой-то защитный купол, который мне всё же удаётся возвести, но эта тишина дарит мне мнимое ощущение покоя. Я смотрю за окно на то, как лениво кружатся крупные снежинки в свете уличных фонарей. Сразу на память приходит один из вечеров из нашей с Димой прошлой жизни. Даже не могу сказать, когда именно это было – пять лет назад или семь. А может все десять? Нас очень многое связывает, чтобы вот так взять и припомнить, когда именно произошло то или иное событие.

– Я никуда не уйду. Это мой дом и я собираюсь здесь оставаться.

Я не верю своим ушам. Дима ведь это несерьёзно? Неужели он и впрямь рассчитывает, что я соглашусь на то, чтобы он остался просто жить с нами и делать вид, что у нас крепкая семья, которую он не разрушил собственными руками?

– Если ты никуда не уйдёшь, уйду я.

– Надь…

– Хватит! Хватит!!!

Слышу себя словно со стороны. Ору с такой истерикой, явно звучащей в голосе, что меня слышат все этажи нашего дома. И девочки тоже слышат. Только мне теперь это не настолько важно, как то, что рвётся изнутри. Пусть он знает, что я чувствую, хотя бы отчасти. Выдуманного покоя как ни бывало, он разлетелся на осколки тотчас, как из меня стало прорываться то, что я старательно прятала как можно глубже.

– Я совершенно серьёзна, – наконец совладав с собой, произношу обманчиво-ровным голосом, который едва заметно дрожит. – Если ты сегодня здесь останешься, я уйду.

– К Демьяну?

В глазах Димы вспыхивает та тьма, которая тоже мне знакома досконально. Когда у нас всё только начиналось, я часто её видела – тогда из постели, кажется, не вылезали, он мог на меня наброситься где угодно. Только теперь эта тьма совсем не из-за страсти или бурлящего в крови желания. Дима ревнует и злится, и в любой другой момент меня бы это обрадовало, но не сейчас.

– А это не твоё дело.

– Вот как? Очень удобно, да, Надь? Водила меня за нос, а сама уже другого мужика себе завела.

Пощёчина выходит такой неожиданной даже для меня самой, что я невольно выдыхаю с испугом. На лице Димы расцветает яркое пятно, а на губах появляется ухмылка.

– Давай ещё, – тихо предлагает он, и я действительно хочу его ударить снова. Выписывать пощёчины одну за другой, до тех пор, пока боль внутри меня хоть немного не притупится.

– Мам… пап… что здесь происходит?

В голосе Даны столько страха и растерянности, что из меня будто бы разом выбивают весь воздух. Я снова опускаюсь на стул, чувствуя себя бессильной настолько, что уже ничего не могу ответить дочери. И соврать тоже не могу.

– Ничего не происходит, мась. Мы с мамой просто разговариваем, – заверяет Дану муж.

– Нет не просто разговариваем. Папа уже уходит.

– Куда?

– Я не знаю. Он пока не будет жить с нами.

– Почему?

– Потому что мы так решили.

– Я так не решал. Я хочу остаться с вами.

– Значит, папа остаётся с вами, а я ухожу.

– Мам… что ты делаешь?

Что я делаю? Я? Да, дочери ничего не известно о том, что произошло у нас с её отцом, но почему сейчас она вот так сходу сделала виноватой именно меня?

– Я ничего не делаю. А твой папа уже всё, что мог, сделал. И сейчас он уходит. Или уйду я.

– Мам, не надо, пожалуйста. Не нужно так с ним.

– Надь, они же здесь не при чём…

– Да?! Ах, точно! Я совсем забыла!

Я снова вскакиваю на ноги и начинаю расхаживать по кухне. Злость переполняет, мне хочется только одного – сделать больно Диме. Хоть как-то. Хоть чем-то.

– Твои же дети у тебя не при делах, потому что их попросту нет! Ни жены, ни детей. Так что, Дана, твоя мама ничего не делает. Это твой папа от тебя отказался…

– Надя, перестань!

– Убирайся отсюда, слышишь? Убирайся и там своим Эленам рассказывай, что им нужно перестать делать, а что они…

А потом случается то, от чего вся моя злость улетучивается, будто бы её и не было никогда. На лице мужа появляется страх, такой жуткий, что меня за мгновение бросает в ледяной озноб. Он бросается к Дане, вся футболка которой в крови, тащит её в ванную, а я на дрожащих ногах бегу следом. Лиза – на пороге их с Даной комнаты, тоже перепуганная и белая, как полотно. Господи, за что нам всем это?

– Перекись давай! – командует Дима, наклоняя над раковиной дочь, у которой идёт кровь носом.