– А я просто предпочла бы помолчать. Давай лопату.
– Надя, это не смешно.
– А кто-то здесь смеётся? Я вообще не веселюсь с тех самых пор, как прыгала вокруг тебя зайчиком, пока ты написывал своей Элен.
– Не надо…
– Давай лопату.
Возникает пауза, за время которой воздух между мной и Димой становится настолько наэлектризованным, что мне кажется, будто я могу физически почувствовать это напряжение.
– Хрен тебе, а не лопата, – цедит муж и уходит обратно.
В его чётких движениях, когда начинает яростно откапывать машину, есть что-то странное. Будто бы рваное, неестественное, которое не пойму, как идентифицировать. Но чувствую, что что-то не так. Это скорее ощущение внутри, чем понимание, что всё не так, как обычно. Впрочем, очень скоро выясняется, что мне кажется неправильным – Дима отбрасывает лопату, закрывает лицо руками и вдруг… начинает содрогаться всем телом. И я не могу понять, что именно с ним происходит – смеётся ли он или же… рыдает. Только и нахожу в себе силы, что выдохнуть потрясённо:
– Шарапов… Ты чего?
Он отмахивается. Передёргивает плечами, когда подхожу и пытаюсь развернуть лицом к себе. Я же сама настолько растеряна, что не знаю, о чём и думать. Видела Диму плачущим лишь дважды – когда присутствовал при рождении дочерей, и тогда это казалось совершенно естественным, а сейчас… А сейчас, несмотря на удивление, которое испытываю, понимаю, что и это тоже, наверное, закономерно. Словно он делает то, чем я и сама занимаюсь в душе раз за разом – рыдает над осколками нашего брака. И неважно уже теперь, кто именно стал инициатором того, что нашей семьи больше нет.
– Надь… прости. Я сейчас, – шепчет, растирая лицо. Мне удаётся взглянуть на него раньше, чем муж снова отвернётся, и теперь уже сомнений нет – Дима действительно рыдал. Боже… до чего мы оба дошли! До чего довели друг друга. Это невыносимо.
Снова яростно берётся за то, чтобы продолжить разгребать снег, а я не выдерживаю. Подбегаю, настойчиво хватаю за рукав куртки. Знаю, что пожалею об этой капитуляции. Уверена, что сделаю это уже через несколько часов, но… Но здесь и сейчас не могу иначе.
Резко развернувшись, Дима смотрит на меня затравленно. В его взгляде то, чего не видела никогда до этого момента – затаённые боль и страх. Наверное, так смотрят в ответ загнанные звери, которые знают, что из капкана им не выбраться.
Обхватив лицо мужа ладонями, я приподнимаюсь на цыпочках и начинаю покрывать его лёгкими поцелуями. На губах – соль моих и Диминых слёз, пресный привкус талого снега и горечь, такая неизбывная, жгучая, которая отзывается внутри желанием взвыть. И насытиться этими краткими мгновениями, за которые я уже завтра буду себя проклинать.
Как мы оказываемся в доме, я не помню. Зато могу произвести в памяти ту неистовую страсть, какой не испытывала никогда до этого момента. Ни с одним мужчиной, даже с самим Димой.
Целуемся, как безумные, стаскиваем друг с друга одежду и плевать на то, что в прихожей холодно. Когда оказываемся на сырых и прохладных простынях, последняя здравая – или же нет? – мысль мелькает на задворках сознания – лишь бы не простудиться. И я опять чувствую себя наседкой, у которой только одно на уме. А ведь сейчас мне вообще ни о чём не хочется думать – только бы чувствовать на себе горячие руки мужа, только бы отдаваться его поцелуям и желаниям, делясь своей страстью в ответ. И понимать, что такого никогда не было и вряд ли повторится вот так, как сейчас. Когда оба – словно изголодавшиеся друг до друга люди, которым неважно где и как, лишь бы только друг с другом. Какой идеальный самообман…
Дима заполняет меня собой слишком поспешно, я даже не успеваю насытиться ни его ласками, ни мгновениями нашей близости. Ни физической, нет. Близости, которая сегодня впервые появилась на свет – эфемерное доверие, что я выдумала себе, чтобы поверить в него безоговорочно. И пусть совсем скоро я пожалею обо всём, самое важное, что здесь и сейчас повода для жалости нет.
В эту ночь мне не до сна. Даже когда на смену страсти, в которой я так быстро растворилась, приходит тишина. Дима спит рядом, я же лежу, устремив взгляд в темноту, и понимаю, что не смогу заснуть. И не смогу и дальше делать то, что станет будить в муже потребность, например, заняться со мной любовью. Или желать и хотеть только меня. Я просто под это не заточена – нервничать, сопоставлять факты, быть начеку. Я хочу быть любимой, отдавать всю себя в ответ, насколько сумею, но при этом не хочу вытаскивать из себя ничего искусственно. И знаю, что Диме этот вариант не подойдёт. Уже нет. Не теперь, когда он понял, что можно добиться всего, просто устроив нам обоим ту встряску, которая нужна, по сути, только ему. Даже если муж станет убеждать меня в обратном.
«Дем, привет… я знаю, что поздно, но… ты не сможешь забрать меня из пригорода? И я пойму, если откажешь».