– Надь, всё нормально уже. Мы почти всё решили, – заверяет меня Дима, на лице которого написана неуверенная улыбка, а я стою, перевожу взгляд с него на Тамару Григорьевну и не знаю верить или нет.
– Ну, ещё не всё. И не так уж и нормально.
В голосе завуча слышатся нотки осуждения, на что Дима реагирует в весьма знакомой мне манере – переводит на Тамару Григорьевну взгляд, в котором так и читается: «Я же сказал нормально, значит, нормально».
– Что случилось?
– Дана порвала классный журнал и смыла его в унитаз.
– Дана – что?
Я пытаюсь поймать взгляд дочери, но она только отводит глаза и пытается встать так, чтобы её было не видно из-за отца. Ну и получит она у меня дома… по первое число.
– Надь, Дана не со зла. Биологичка её донимает.
– Биологичка?! – Я выдыхаю это слово с ужасом. Неужели он не понимает, что называть так учителя биологии в присутствии завуча недопустимо? Дима бы ещё у директора так себя вёл, чтоб ему пусто было!
– Её зовут Анна Степановна, Дмитрий Алексеевич. И если вы не будете против, она хотела бы поговорить с вашей супругой. Лично.
Это вступает в разговор завуч, которая сейчас кажется третьей – нет, даже четвёртой – лишней. Но за слова её хватаюсь, как за спасительную соломинку. Пусть и вправду Анна Степановна поговорит со мной лично, чтобы только Дима не выдал в процессе беседы чего-нибудь ещё.
– Я согласна, – заверяю Тамару Григорьевну, на что слышу эхом беспрекословное от мужа:
– А я нет.
Переглядываюсь с ним и не понимаю, к чему Дима клонит. Если конфликт можно решить одним моим разговором с учителем биологии, то в чём могут быть проблемы?
– Дима, пожалуйста.
– Надя…
– Что, Надя? Если вдруг я решу, что твоё присутствие стало необходимым, я тебя наберу. Вы пока можете с Даной посидеть в машине. Или погулять возле школы. Идёт?
Чувствую нутром, что я должна выпроводить его и остаться с Анной Степановной наедине. Ну или провести беседу при завуче – неважно. Главное, что Диме на ней присутствовать не стоит.
– Хорошо, идёт, – после некоторых колебаний отвечает муж, после чего поворачивается к Тамаре Григорьевне: – Мы ведь с Даной можем уйти? Заявление на благотворительную финансовую помощь ведь компенсирует всё то, что натворила моя дочь?
Так и хочется закатить глаза. Типичное мужское решение проблем, которое, надо сказать, действует безотказно. Тамара Григорьевна хоть и пытается быть строгой – на деле же тает от двух слов «финансовая помощь». И я благодарна, что она не стала разводить из всего, что сотворила Дана, настоящую трагедию, хотя с дочерью нас всё ещё ждёт серьёзный разговор.
– Конечно, Дмитрий Алексеевич, конечно.
Дана и Дима выходят. Последний замирает на пороге на долю секунды, словно всё ещё не решился на то, чтобы выйти и оставить меня наедине с завучем. А когда за ними всё же закрывается дверь, я обессилено опускаюсь на стул и выдыхаю:
– Давайте уже побеседуем с Анной Степановной. Надеюсь, всё не так страшно, как кажется на первый взгляд.
Сложив руки перед собой, будто покорная ученица, я кручу кольцо на безымянном пальце левой руки и смотрю только на него. Его подарил мне Дима – простой ободок из белого золота с крохотными бриллиантами. Не знаю, почему не сняла его следом за обручальным и не положила куда подальше с глаз долой.
– Да, давайте побеседуем с ней.
Завуч звонит Анне Степановне, а я всё это время пытаюсь сопоставить то, что узнала совсем недавно. Итак, моя дочь, оказывается, самый настоящий бунтарь. Именно так и никак иначе я могу обозвать её поведение. Бунт. Попытка привлечь к себе внимание. И вроде как это кажется совершенно оправданным. Кажется ровно до тех пор, пока в кабинет не входит учитель биологии – Анна Степановна.
Она окидывает меня взглядом, в котором явственно читается… презрение. И даже надменность, что ли, только не могу понять, с чего вдруг ей относиться ко мне именно так.
– Добрый день, – кивает она мне, и когда завуч выходит, занимает место напротив. – Анна Степановна.
– Надежда Андреевна. Мама Даны Шараповой.
– Да, я знаю. Очень хорошо, что вы всё же нашли время и приехали.
Это её «нашли время» царапает по нервам. Можно подумать, я вообще не занимаюсь дочерьми. По крайней мере, именно на это она и намекает ведь?
– У меня всегда есть время на семью, – отрезаю я. – И сейчас хочу понять, что случилось с Даной. Такое поведение для неё нетипично.
– Именно так. И уверена, у девочки есть причины вести себя так.
– На что вы намекаете?
– Я не намекаю. Я просто говорю, что подобное поведение не может быть беспричинным.
– Вы очень мне поможете, если расскажете подробнее, что же всё-таки случилось.
Я вижу, как она едва сдерживается, чтобы не фыркнуть. Ну или это мне рисует воображение – так сразу и не понять. Анна Степановна поджимает губы, отводит взгляд.
– Не так давно Дана стала относиться к учёбе спустя рукава. Может не выучить то, что я задаю на дом, или отказаться отвечать на уроке. Разумеется, итогом этого стали несколько двоек. Эта четверть очень быстро подойдёт к концу, а если у Даны будет стоять двойка по её итогам… я не знаю, что с этим делать. Мы с ней не раз об этом говорили.