— Но я еще официально не приступила к работе, — напомнила Белинда.
— Вам будет начислено жалованье с того дня, как вы прибыли сюда, так что, когда именно вы придете в офис, не имеет решительно никакого значения. И никто не собирается обсуждать это, возражать или спорить.
— Что ж, — согласилась Белинда, — вам виднее, вы — босс.
Он, усмехнувшись, подтвердил:
— В этом есть свои преимущества.
В тот же день Освальд повез ее в Королевский национальный парк, нанял верховых лошадей, и они долго катались бок о бок.
За время, проведенное рядом с могущественным Фергюссоном, она не только познакомилась с городом, но довольно хорошо узнала и своего хозяина. Его оптимизм и радость жизни были заразительны, характер оказался ровным и приветливым, и ничто не напоминало в нем жесткого бизнесмена и непостоянного мужчину. Его было приятно и интересно слушать, но и молчание в его обществе не выглядело тягостным.
Скоро Белинда обнаружила, что у него сдержанное чувство юмора, острое чувство справедливости и, несмотря на то, что женщины постоянно оборачиваются ему вслед, полное отсутствие тщеславия.
Но еще она полностью отдавала себе отчет в том, что происходит между ними: их неодолимо влекло друг к другу. В обществе Освальда все ее чувства словно обострялись, а окружающий мир становился ароматнее и ярче.
Что же касается самого Фергюссона, то он держался с ней по-приятельски, хотя время от времени Белинде и случалось ловить на себе такой взгляд, что сердце на целую минуту замирало в груди. И говорил этот взгляд о много большем, чем простое дружелюбие.
Он ведет себя так, будто ухаживает за мной, думала Белинда и улыбалась старомодному слову.
Хотя временами на людях ему случалось обнять ее за талию или за плечи, но, когда они оставались наедине, Освальд ни разу не пытался ни прикоснуться к ней, ни поцеловать. Каждый вечер он провожал ее наверх, целомудренно желал доброй ночи… и уходил.
Белинда же в свою очередь усвоила последний урок и была полностью удовлетворена тем, как развиваются их отношения. Она теперь внимательно следила за тем, чтобы не выпить лишнего, и старательно сопротивлялась искушению поиграть с огнем.
Если бы Освальд Фергюссон не был тем, кем был, эти дни, проведенные с ним, стали бы счастливейшими в ее жизни. Белинда обнаружила в нем множество черт, которые ей нравились, и решительно ничего, что бы не нравилось. Кроме его прошлых «подвигов».
За пару-тройку дней до Рождества они пообедали рано на набережной неподалеку от знаменитого, недавно выстроенного оперного театра и отправились потом на концерт.
Фергюссон отпустил Джонсона навестить дочь и решил вернуться домой на такси. Пока они ожидали машину, Белинда замерзла на пронизывающем ветру с океана. Да и такси, увы, оказалось старой колымагой, в которой вовсю гулял ветер. Открытое вечернее платье служило плохой защитой, и Освальд снял пиджак и накинул Белинде на плечи.
Оказавшись наконец дома, он быстро развел огонь в камине и усадил перед ним все еще дрожащую женщину.
— Посидите и погрейтесь, а я принесу кофе.
Она с удовольствием послушалась, удивляясь изменчивости сиднейской погоды. Ей и в голову не приходило, что в разгар лета можно так замерзнуть. Белинда сбросила изящные босоножки и протянула ноги к весело потрескивающему пламени.
— Так они никогда не согреются, — услышала вдруг она низкий, чуть охрипший голос Освальда и снова вздрогнула, но уже не от холода. Было что-то непередаваемо волнующее в модуляциях его баритона, что-то, что заставило ее поднять голову и внимательно посмотреть на него.
Могущественный Освальд Фергюссон опустился на колени у ее ног и начал растирать ей сначала одну ступню, потом другую, хотя, честно говоря, никакой необходимости в этом уже не было.
Слова застряли в горле, и Белинда молча сидела и смотрела, наслаждаясь нежданной лаской. Никогда после смерти отца и сестры никто не относился к ней с такой нежной заботой.
— Так лучше? — спросил Освальд, поднимая голову и глядя в огромные, широко раскрытые темные глаза.
— Да, намного, спасибо, — еле слышно ответила Белинда. Ее так остро взволновали его близость, его прикосновения, что она с облегчением вздохнула, когда он поднялся и вышел.
С неимоверным усилием уняв тяжело стучащее сердце, она смотрела на пляшущие в камине языки пламени, на красноватые блики, которые они бросали на шелковые стены. Но продолжала чувствовать прикосновения его рук и видеть густые пряди светлых волос.
Ей отчаянно хотелось прикоснуться к этим волосам, прижать его голову к своей груди.
Нет! Она не имеет права даже думать так! Она должна постоянно напоминать себе, кто он такой на самом деле. Может, он сейчас и кажется другим, но это не так, это ложь, маскировка. Леопард никогда не сможет превратиться в домашнего котенка…
Дверь отворилась. Фергюссон вернулся.
— Вот и кофе, — приветливо сказал Освальд, протягивая Белинде дымящуюся кружку. — Я добавил туда немного бренди.