Влюбленные

Прежде чем ответить, Доусон помассировал рукой шею. У него с утра ломило затылок — то ли давление менялось, то ли ночью он пересидел за компьютером.

— Честно говоря, когда мы с тобой в последний раз разговаривали, я сказал тебе не всю правду, — признался он.

— Я почему-то так и подумал, — тут же заявил Хедли, и Доусон покачал головой. Похоже, злобный старый хрыч понятия не имел о христианском снисхождении к слабостям других. Впрочем, Доусон никогда не питал на его счет иллюзий.

— Точнее, я сказал тебе правду, просто опустил некоторые подробности, — добавил он.

— Это в твоем духе, — проворчал Хедли. — Например, ты забыл упомянуть, что ты не в Саванне. Что там у тебя за шум?

— Дождь. Даже не дождь, а настоящий ливень. И ветер. Я — на острове Сент-Нельда.

— Нельда была святой?

— Сейчас уже трудно сказать. Как бы там ни было, кто-то назвал в ее честь небольшой — примерно шесть миль в длину и около двух миль в поперечнике[20] — островок неподалеку от побережья Джорджии. Между островом и Саванной ходит паром.

— Спасибо за географическую справку, сынок. Теперь я готов участвовать в викторине «Джеперди!»[21]. Ну а теперь главный вопрос: какого черта тебя занесло на эту несвятую Святую Нельду?

— Я снял здесь дом неподалеку от коттеджа, принадлежащего покойному конгрессмену Нулану.

В трубке послышался удивленный возглас, за ним последовала пауза. Наконец Хедли произнес:

— Дальше можно не расспрашивать, а?

— Она здесь, — коротко ответил Доусон. — С ней — ее дети и няня.

— А она знает о… о тебе?

— Да.

— И знает — зачем?

Доусон коротко рассказал Хедли о своем знакомстве с Амелией. Самые интимные подробности он опустил, придерживаясь лишь фактов.

— Она знает, в каком журнале я работаю, знает, что я прибыл в Саванну, чтобы писать о процессе Стронга — если, конечно, эта тема покажется мне достаточно интересной, чтобы стоило пачкать бумагу. Еще я сказал, что отыскал ее на Сент-Нельде в надежде получить эксклюзивное интервью. Ни о тебе, ни о прочих… особых обстоятельствах я не обмолвился ни словом.

— И как она отреагировала на перспективу стать героиней сенсационной статьи?

— Именно так, как ты думаешь. Эта идея ей очень не понравилась. И вообще, Амелия Нулан держится так, что у всякого нормального человека сразу отпадет всякая охота о чем-то ее расспрашивать.

— Что ж, это вполне понятно. Всю жизнь она прожила на виду — сначала из-за отца, а теперь вот еще и из-за мужа.

— Из-за бывшего мужа, — поправил Доусон. — Покойного бывшего мужа.

— Я вижу, эти прилагательные чертовски для тебя важны, — хмыкнул Хедли, и Доусон убедился, что тот неплохо изучил своего крестника. Однако намек проигнорировал.

— Я хочу сказать только одно, — проговорил он спокойно. — Дамочка держится крайне настороженно и никого к себе не подпускает. Ни к себе, ни тем более к детям.

— Ты их видел?

— Конечно.

— Почему — конечно?

— Потому что у нас общий пляж. Мальчишки постоянно играют на берегу — купаются, загорают, строят замки из песка. Вчера я ненадолго вышел из дома и немного с ними поиграл…

Доусон замолчал и молчал довольно долго, кусая изнутри щеки и дожидаясь, пока Хедли скажет что-то более конструктивное, чем многозначительное «Вот как?». Но старый фэбээровец, похоже, уже думал о другом.

— И на кого они похожи? — спросил он наконец.

— У них голубые глаза, как у нее. — Эти слова сами сорвались у Доусона с языка, прежде чем он успел сдержаться. — Я не знаю, на кого они похожи! — раздраженно добавил он. — На детей — вот на кого.

— Ну и нечего на меня злиться, — спокойно парировал Хедли.

— Я знал, что ты начнешь засыпа́ть меня вопросами, на которые я не смогу ответить, — пожаловался Доусон. — Именно поэтому я не спешил тебе звонить.

— А по-моему, ты мог бы сообразить, что детишки меня заинтересуют. Ведь они могут оказаться родными внуками Карла Уингерта.

Доусон промолчал.

— Хорошо, скажи тогда, как она выглядит.

— Она… — В его мозгу разом всплыло не меньше дюжины эпитетов и прилагательных, в основном — в превосходной степени, но Доусон знал, как это может выглядеть со стороны. — Умная. Образованная. Властная. Самодостаточная. Сдержанная. Скромная.

— Ты только что описал любимую старушку-учительницу, которая учила меня в третьем классе.

— Ну хорошо, она… — Доусон снова замялся. Не мог же он сказать, что о такой женщине он мечтал всю жизнь.

— Красива, — подсказал Хедли. — Но это я уже знаю. Видел фотографии.

— Тогда зачем же ты просишь меня ее описать?

— Меня интересуют твои ощущения. К примеру, как бы ты описал ее эмоциональное состояние…

— Она на грани нервного срыва. В ужасе…

— От тебя?

— Нет. Она боится, что он может быть жив.

— Джереми?

— Да. — Теперь Доусон волей-неволей должен был объяснить, как он это узнал. — Мне удалось ее разговорить, и мало-помалу она приоткрыла завесу над своей жизнью с ним… — Он вкратце пересказал Хедли все, что ему удалось узнать о том, каков Джереми Вессон был в быту. Упомянул он и о гибели его родителей. — А что твой приятель Кнуц? Ему удалось что-нибудь выяснить о покойных мистере и миссис Вессон?