Влюбленные из Хоарезма

Черная Башня, видимая отовсюду, вздымалась выше башен и шпилей дворцовых куполов, выше изразцовых, пронзительно-голубых с вкраплением золота и киновари шапок минаретов. Отсюда Конану были видны все окрестные дворы домов вельмож и богатых купцов, селившихся поближе ко дворцу, виден был сам дворец со всеми своими галереями, висячими садами и внутренними двориками. Более того, сверху отчетливо прослеживались два тайных хода: один от сокровищницы, а второй от стены, окружавшей дворец. По другую сторону стены вход закрывал большой камень, на первый взгляд, пролежавший в зарослях сирени не один десяток лет. Оба хода вели к спальне наместника. Захоти теперь Конан пробраться к Мардуфу никем не замеченным, он мог бы сделать это в любую безлунную ночь.

«Дай мне только спуститься отсюда, о, ты, недостойный и мизинца своего благородного отца, — пробормотал Конан с коротким злым смехом, — я расскажу тебе, какие здесь вкусные крысы».

Но сейчас на площади перед дворцом толпились стражи, а у Конана не было даже обломка ножа. До темноты оставалось еще не менее пяти часов, и киммериец, руководствуясь здравым смыслом варвара, решил выспаться на солнышке. Кровоподтеки его понемногу подживали, головная боль прошла. Он вытянулся на теплых досках и мгновенно заснул.

Снился ему отец. Отблески пламени плясали на его мокрой от пота и жара горна спине. Он мерно ударял тяжелым молотом по куску стали, превращая его в тонкую полосу, сияющую ослепительным белым светом.

Конан, почему-то не мальчик, а уже взрослый, такой, каким он был сейчас, трудился над мехами.

— Тише ты, медведь!— прикрикнул на него отец,— отрастил себе руки, а ума не набрался. Сожжешь мне все, охолонись!

Конан перевел дыхание и выпрямился. Сталь пласталась по наковальне, в ней уже можно было узнать будущий меч.

— Жаль,— сказал Конан, завороженно глядя на белую полосу, переливающуюся жидким огнем.

— Что — жаль?— буркнул отец, не отрываясь от работы.— Давай теперь, только полегоньку.

— Жаль, что меч не остается вот таким навсегда,— пояснил Конан, снова берясь за мехи.— Какое это было бы оружие — струя белого пламени! Как молния Эрлика.

— Это еще что за речи?— загремел отец.— Какого такого Эрлика? Твой народ чтит Крома, Владыку Могильных Курганов, а не заморских богов! Пошатался по белу свету, волчонок, нахватался всякого мне на позор! Ума надо было набираться, а не новых богов искать. Сиди вот теперь в своей Черной башне, как привязанный!

Отец отвернулся, а Конан с ужасом осознал, что он снова в темном и душном подвале, только лестницы наверх больше нет. Он вскочил на ноги и заметался, застонав во сне. И снова услышал голос отца:

— Оружие воина не в руках у него, а в голове, сын мой. Ты убиваешь не рукой, ты убиваешь желанием убить, яростной, стремительной мыслью, быстрой, как молния Эрлика…— Конан изумленно обернулся: его отец не мог сказать так!

Перед ним, маяча призраком во мраке подвала, стояла скрюченная фигура Магриба.

— Ищи, и обретешь эту силу. И она не так далеко от тебя, как кажется, она всегда рядом, стоит только захотеть. Если желание достаточно сильно, пусть даже это желание сравняться силой и властью с богами — неси его в себе всю жизнь, ищи пути достичь желаемого, борись за него. И оно исполнится. Ибо нет в подлунном мире ничего, что не было бы в силах человеческих. Ты слушаешь меня, Конан? Конан!..

Киммериец открыл глаза. В первый миг он подумал, что сон обернулся явью — вокруг царила тьма. Но тут же понял, что это просто ночь. Ясная весенняя луна, предвестница добрых всходов, заливала белым светом вершину Башни.

— Конан! — услышал он снова. — Да проснись же ты!

Он приподнялся на локтях. За стеной, скрестив ноги, словно вендийский заклинатель змей, парил в воздухе Юлдуз.

Глава 8. Ночной полет. Волшебный ковер

Конан вскочил, готовый голыми руками драться не на жизнь, а на смерть с этим полукровкой, сыном страны, о которой ни один путешественник, ни один купец, ежегодно водящий туда караваны, не мог рассказать ничего определенного. Парень все-таки оказался колдуном! Иначе как бы он мог вот так висеть на высоте более двухсот локтей?

— Тише!— зашептал Юлдуз.— Давай ко мне сюда! Только осторожно, а то он может перевернуться. Я сам не встаю, чтобы случайно не накренить его.

Конан подошел поближе — и помотал головой, не веря собственным глазам. Под Юлдузом, чуть покачиваясь в потоке воздуха, как покачиваются на мелкой волне корабли в порту, распластался голубой ковер со стаями диковинных птиц, тот самый, который так часто рассматривал Конан в томительные часы ежедневных церемоний. Край ковра приходился вровень с краем стены, вот почему казалось, что Юлдуз парит в воздухе.

— Кром Владыка! Как ты заставил его подняться?— вымолвил, наконец Конан. — Скажи правду, парень, ты все-гаки колдун?