Тони Морсби никогда заранее не отказывается от хорошего предложения, но довольно требователен к людям, с которыми имеет дело. И он очень хорошо разбирается в автомобилях… надо сказать, помимо автомобилей он еще во многом очень хорошо разбирается.
Он может оказаться весьма полезен для Каприс.
Телефонная беседа, казалось, состояла из одних только веселых дерзостей и взаимных колкостей, которые заставили Каприс, слышавшую все это, хоть и совсем чуть-чуть, но изумленно приподнять брови, а потом Салли положила трубку и объявила, что Тони прибудет после ленча. Она пробовала убедить его присоединиться к ним на ленч, но он не может.
Потом она повернулась к плотно забитому бутылками застекленному шкафчику, содержавшему, кажется, все разнообразие спиртных напитков от джина до водки, — по содержанию шкафчик очень напоминал горку Ричарда Уинтертона в обеденном зале Феррингфилд-Мэнор.
Рыжеволосая хозяйка смешала коктейли, но любезно согласилась простить Каприс томатный сок, пока сама жадно упивалась «Честерфилдом» и активно распоряжалась еще парой порций спиртных напитков. Потом она отправилась на кухню готовить ленч.
Каприс пошла вместе с ней и предложила свою помощь. Но к ее удивлению, Салли оказалась умелой хозяйкой… и очень компетентной поварихой. Она поджарила отбивные с грибами и в качестве гарнира к ним сделала овощной салат. Девушка сообщила, что Ричард, когда они ели вместе, всегда требовал овощной салат… и он всегда упорно настаивал, чтобы кофе был свежезаваренным, а не из консервной банки или пакетика. У Ричарда много причуд, но все они довольно разумны. Когда они вместе шли куда-нибудь обедать, например, он никогда не откладывал меню, не настояв, чтобы было приготовлено что-нибудь из того, что он особенно любит… или она, Салли, особенно любит.
— С ним, наверное, очень трудно. — Каприс с любопытством оглядывалась, а Салли следила за ней прищурившись.
— На самом деле нет. Просто он ужасно упрямый.
— Вы хорошо его знаете? — спросила Каприс и спохватилась, что задала не слишком умный вопрос.
Салли весело улыбнулась.
— Я знаю его так хорошо, как вряд ли кто другой знает, — ответила она. — Возможно, лучше всех! Да, уверена, что так.
— Он… он часто здесь бывает? — неблагоразумно продолжала Каприс.
Хозяйка дома развеселилась еще больше.
— Очень часто, — ответила она и многозначительно повторила: — Очень часто!
Они ели, сидя на стульях эпохи Регентства за элегантным столиком розового дерева, а потом перешли в главную часть помещения (в качестве столовой служила часть комнаты, представлявшая собой не более чем нишу, которая, в случае необходимости или желания уединиться, отделялась занавесками из дамасского атласа).
Поскольку больше пока никого не было, только что заваренный и испускающий замечательный аромат кофе по такому случаю был налит в две большие чашки. Салли опять расположилась на своем диване, а Каприс сидела на чем-то вроде полосатой оттоманки, придвинутой поближе к пылающему огню, и думала про себя о том, как все это по-английски… и как, кстати сказать, ей нравится английский образ жизни.
Особенно нравилось девушке находиться в окружении такой изысканной мебели и такого множества прекрасно аранжированных цветов. В это время года цветы дороги, а эти были явно из оранжереи. Она указала на них Салли, и та, уютно обложившись причудливыми подушками, украшавшими ее диван, призналась, что боится, не слишком ли она сибарит… странная вещь для лошадницы, может быть, но в ее случае истинная правда.
— Я люблю дорогие вещи… шелк и атлас, — сокрушенно покаялась она. — Если бы я могла позволить себе, то никогда не носила бы зимой ничего, кроме самых дорогих мехов, и, как можете видеть, я люблю цветы. Много цветов!
Она потянулась к кофейнику и налила себе еще чашку. Впервые Каприс заметила, что в Салли есть что-то кошачье — та же гибкость, та же грациозность и, может быть, хитрость. В свете пламени и хрустальной люстры (был тусклый послеполуденный час, предвещавший ранние сумерки) ее карие глаза блеснули, как старый темный херес, и на щеках выступил густой румянец. Ее, прежде розовые, губы стали ярче, а мелкие зубы мерцали, как искусственный жемчуг, каждый раз, когда она улыбалась, даже если это была всего лишь полуулыбка.
— Думаю, в один прекрасный день я разбогатею, — с непоколебимой уверенностью заявила девушка. — Я верю в милости судьбы, да и нельзя жить в достатке на гроши. — Она подняла глаза на собеседницу. — Платы, получаемой за обучение людей верховой езде, едва хватает, чтобы оплатить небольшой счет за электричество, и она, конечно, не оправдывает труда девушки, которая зарабатывает чисткой лошадей и упряжи. Самостоятельно я действительно не могу позволять себе роскоши, но ничего не могу с собой поделать. Так или иначе, мой покровитель понимает это. — Ее длинные ресницы затрепетали от застенчивого удовлетворения или какого-то большего чувства, видимо охватившего ее при упоминании о своем благодетеле.
— Вам повезло иметь такого понимающего покровителя, — заметила Каприс.