Влюбленные соперники

Я незнаком с этой церемонией, но думаю, что уважаемому мистеру Тэтчеру не понравится, если его прервут после того, как он начнет рассказ. Так чего тебе хочется больше, брат, рассказа или чая?

– Почему бы нам не подождать до окончания истории, Закери? – предложила миссис Тэвисток, заламывая руки театральным жестом. – Мне кажется, что больше я не могу ждать ни секунды.

– Я тоже, мама, – добавила Габби, повторяя жест матери. – Если я буду ждать слишком долго, то могу упасть в обморок!

Зак рассмеялся и любовным жестом легко похлопал ее по щечке.

– Мы же не хотим, чтобы Габби шлепнулась в обморок и расквасила свой дерзкий носик об пол, правда? – спросил он, подмигивая Бесс, и, повернувшись к мистеру Тэтчеру, сказал: – Начинайте же наконец вашу историю, мой дорогой друг. Мы все с нетерпением ждем.

Рассказ начался. Глубокий, неторопливый голос рассказчика лился спокойно, подобно широкой, величавой реке, – сладкоречиво, негромко. Но в этом ленивом потоке тем не менее ощущалось какое-то напряжение – доставляющее удовольствие и дразнящее воображение.

Габби обратилась в слух. По полу гулял сквозняк – холодное дуновение морского бриза. На руках малышки выступила гусиная кожа. Подтянув ноги под защиту теплой юбки, она прижалась к Заку и, затаив дыхание слушала, как Пай Тэтчер сплетает свою замысловатую историю.

– Боб Лауэлл был парнем примерно ваших лет, миссис, который не верил в наккерсов, – начал он, пристально глядя на Габби из-под сердито торчащих бровей, – хотя его отец был рудокопом и добывал олово, да и дед тоже. Олово текло в их жилах, как в наших с вами течет кровь. – Он повел своей узловатой рукой по комнате, опустил ее ладонью вниз на свою впалую грудь и наклонился вперед. – Но верим мы в них или нет, наккерсы все равно живут там, глубоко в шахтах, и работают они каждый день, кроме разве Рождества и Пасхи. Тогда-то, глубоко под землей, и можно услышать, как они поют свои гимны. Но мало кто видел наккерсов, многие только слышали доносящийся из самых далеких выработок перестук их крохотных кирок. Наккерсы – создания дружелюбные, если только за ними не шпионят. Этого они не любят, равно как и того, когда не верят в их существование, как не верил Боб Лауэлл. Эти существа обычно работают в самых богатых местах рудника, и, если рудокоп достаточно умен, он следует за шумом их работы или игр, находит самые богатые жилы и становится одним из богатейших рудокопов Корнуолла. Однажды отец Боба, собравшись на добычу олова, взял мальчика с собой. Боб не хотел идти, ему не нравилось, что в шахтах так темно. Чтобы ходить по длинным, извилистым выработкам, рудокопы прикрепляли на свои кепки горящие свечные огарки. Но в рудниках было сыро, вода капала с потолка и иногда тушила огарки, оставляя их в полной темноте и безмолвии. И вот однажды вода попала сразу на обе кепки, и Боб с отцом очутились в кромешной темноте, которая была чернее, чем сердце ведьмы. – Глаза Пая расширились и заблестели, как два сапфира. – И помните, там внизу вы не услышите ни звука – ни шелеста ветра в листве деревьев, ни голоса матери, зовущего вас на обед, ни пения птиц. Там тихо и темно, как в могиле.

Габби поежилась, и Зак, обняв ее рукой, успокаивающим жестом прижал к себе. Она взглянула вверх, его улыбка и подмигивание успокоили девочку. Желая разделить пугающую прелесть этой истории с сестрой, Габби взглянула на Бесс, но та смотрела в окно и как будто совсем не слушала. Глаза сестры казались пустыми и устремленными куда-то вдаль. Габби нахмурилась. Как странно ведет себя Бесс в последнее время! И лорд Росс тоже. Сегодня он выглядит таким угрюмым, суровым и тоже почему-то смотрит в окно. Она пожала плечами и отвернулась.

– Так они стояли там, в темноте, и отец Боба начал было нащупывать свою трутницу, чтобы снова зажечь свечи, как вдруг они услышали невдалеке какие-то звуки, похожие на стук отбрасываемой маленькими быстрыми ножками гальки, а также озорные смешки и хихиканье. Боб почувствовал на своем плече тяжелую руку отца. По крайней мере, он надеялся на то, что его плечо здесь, в самой глубине темных земных недр, сжимает именно рука отца.

– Коснулся ли ты, как я тебе сказал, четыре раза лошадиной подковы перед тем, как мы спустились сюда, Боб?

– Нет, отец, – признался Боб, весь дрожа от страха, как загнанная в угол полевая мышь.

Боб не сделал этого, потому что не верил в гномов-наккерсов.

– А махнул ли ты шапкой на все четыре стороны перед тем, как взять в руки топорик?

– Нет, отец, – снова сказал Боб.

– Ну тогда, Боб, да поможет нам Бог, потому что вокруг нас наккерсы, а мы не сделали того, что полагалось сделать, дабы удача не оставила нас.

Тогда Боб ужаснулся и стоял, стуча зубами от испуга, а отец зажег сперва свечу Боба, а потом и свою. Но Боб, не рискуя посмотреть на тех существ, которые, как он чувствовал, окружают их, крепко закрыл глаза.

– Открой глаза, Боб, – сказал ему отец, – и вытащи сверток с обедом, который тебе дала мать.