Влюбленные соперники

Открыв глаза, девушка увидела, как Алекс и Зак рука об руку, шатаясь, вылезли из пещеры и рухнули на землю, кашляя и жадно глотая воздух. С ног до головы они были покрыты грязью. Бесс бросилась к ним, но, не добежав совсем немного, остановилась как вкопанная. Она чуть было не отдала предпочтение Алексу, но ей не подобало обнаруживать свою привязанность к нему перед слугами. И действительно, не могла же Бесс публично настолько пренебречь своим женихом, чтобы первым делом осыпать поцелуями его брата?

Поэтому она стояла и молча плакала, желая обнять обоих, но так и не обняв никого.

Бесс вылезла из медной ванны на покрытый плиткой пол. Ванна стояла возле камина, в котором потрескивали почти уже прогоревшие дрова. Она вымыла волосы, и теперь они волной спускались ей на спину. Потемнев от влаги, пряди сейчас выглядели скорей русыми, чем светло-ореховыми. Взяв полотенце, приготовленное Сэдди, Бесс начала растираться им, пока ее кожа не стала сухой, теплой и розовой, а потом, слегка протерев волосы, начала расчесывать их гребнем, пока они не подсохли и не распушились. Волосы Бесс вьющимися локонами рассыпались по плечам. Взяв белую батистовую ночную рубашку, натянула ее через голову и начала долгий процесс застегивания. Помочь ей было некому, после купания Габби она отправила Сэдди в постель.

С тех пор как они вернулись в Пенкерроу, миссис Тэвисток ни на минуту не выпускала Габби из виду. Даже во время купания она стояла над ней, скрестив руки на груди, и смотрела на младшую дочь так, словно та драгоценность, которую в любой момент могут похитить. Сейчас они обе спали в комнате, расположенной напротив спальни Бесс. Когда она в последний раз заглядывала туда, мать и малышка лежали рядышком и миссис Тэвисток крепко прижимала Габби к себе. Для матери это событие явилось большим потрясением. Очнувшись от вызванного лекарством сна, она узнала о том, что Габби потерялась в руднике, и прислуге пришлось потратить немало усилий, успокаивая и утешая почтенную даму до возвращения Габби.

Так как все они были страшно грязны и измучены, Алекс решил, что будет лучше, если миссис Тэвисток и девочка останутся в Пенкерроу на ночь. Бесс согласилась на это с радостью, а миссис Тэвисток была слишком слаба, чтобы протестовать, даже если бы и хотела. Зак тоже не возражал, как не возражал против того, что Алекс – отдающий вежливые приказы и деловито приводящий жизнь в доме в нормальное русло – больше сейчас походит на хозяина Пенкерроу, чем он сам.

Собственно говоря, Зак казался таким расстроенным и подавленным событиями сегодняшнего дня, что Бесс немедленно и полностью простила его. Она надеялась, что он сделает из всего происшедшего соответствующие выводы. Габби тоже была тихой и послушной, но это, скорее всего, было вызвано просто усталостью.

Сэдди пришлось вскипятить и втащить наверх по лестнице столько ведер воды, что Бесс пожалела служанку и отправила отдыхать. Ее мать, конечно, стала бы возражать, но Бесс знала, что в состоянии помыться сама, и приготовила себе постель без помощи слуг. Она обрадовалась, когда обнаружила в ящике ночную рубашку, оставшуюся там от предыдущей ночи, проведенной в Пенкерроу.

Часы пробили полночь. При каждом ударе Бесс продевала по одной маленькой перламутровой пуговичке в соответствующую петлю, но часть все равно остались незастегнутыми. В комнате, освещенной только парой стоящих на столике возле ванны свечей и догорающим в очаге огнем, снова воцарилась полная тишина. Полумрак и безмолвие должны были бы действовать на нее умиротворяюще, расслабляюще, но Бесс чувствовала беспокойство. Все еще продолжая застегивать рубашку, она босиком прошла по ковру к окну. Легкий, прохладный ветерок коснулся ее волос и заиграл кружевными лентами ночной рубашки. Бесс вздохнула полной грудью. Там, за окном, жила своей особенной жизнью ночь, целый мир звуков и движений.

Бледная луна походила на круглую головку сыра, от которой с краю отрезали небольшой кусочек. Освещенная лунным светом трава на лужайке под ее окном колыхалась на ветру, как чьи-то пальцы. Шевелящиеся листья серебристого тополя блестели, как брелоки на часовой цепочке денди. Журчал и всплескивал протекающий сразу за воротами ручей. Лягушки и сверчки выводили свои однообразные рулады, а сквозь наползающий с моря негустой туман слышались крики ночных птиц.

Она должна была устать, однако не чувствовала себя утомленной. Ее должны были волновать ежедневные перемены в чувствах, которые она испытывала к Заку, но Бесс решила отложить эти заботы на потом, когда ее душа успокоится и впитает в себя мирную какофонию звуков, животрепещущей энергией пронизывающую эту ночь и волнующую ей кровь.