Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)

Амелия попросила и получила лимонный кекс с сахарной глазурью. Гурман!

К слову, по акциям «Эй-би-си» выплачивают прекрасные дивиденды. Вдобавок работницам кондитерской, у которых возникает необходимость, дарят свадебный торт. Надеюсь, они не обидятся, если я скажу, что чайные чашки здесь слишком толстые. Конечно, толстостенные чашки не бьются. Скорее всего так и было задумано, ведь я не раз слышал, как официантки «Эй-би-си» пытаются их разбить. У меня есть и другие жалобы – благодаря многолетнему опыту. Я часто пью здесь чай, прихожу на ленч, а иногда и на завтрак. Не знаю почему. Жестянку монпансье можно где угодно купить за ту же цену. Мраморные столешницы отполированы не хуже, чем в «Карлтоне». Обслуживание не лучше, чем в «Савое»… Честно говоря, я испытываю к «Эй-би-си» чрезвычайную неприязнь. Но что делать: обычай, привычка…

Забавно наблюдать за пожилыми дамами, прибывшими в «Эй-би-си» на ленч. Они изучают меню с такой тщательностью, будто собираются заказать обед из шести блюд. Выбор «вина» совершается в муках, знакомых только истинным гурманам. Будьте добры, номер шестьдесят три. Маленькая порция молока. Из еды чаще всего выбирают яйца. Я заметил, что в «Эй-би-си» выбор многих падает на яйца. Что касается меня, то я часто заказываю яйца-пашот на поджаренном хлебе. Иногда омлет.

Омлет – это возможность приблизиться к тайне и романтике. Притягательность «Эй-би-си» в очевидности. Вам не придется ломать голову в тщетных попытках отгадать, что скрывается за названием в меню. Вот перед вами ставят тарелку, и вы сразу видите, что это ветчина. Или яйца-пашот. Или сардины. Или яблоко. Или овсянка. Ничего лишнего, ничего надуманного. В этой простоте сквозит своеобразная претенциозность…

Впрочем, вы наверняка задумаетесь над шипучим лимонадом…

Я поделился с Амелией своими мыслями и наблюдениями по поводу «Эй-би-си». Один раз она ответила: «Вы не думаете ни о чем другом, кроме…», а в другой: «Ваши размышления направлены только на…» Похоже, она подразумевала, что мои чаяния… В смысле, что я буквально преклоняюсь перед… Как видите, Амелия, будучи американкой, говорит без обиняков, четко, как карманные часы. Но это неправда. Сердце выше желудка. По крайней мере анатомически.

Несчастный эпикуреец! И это вся благодарность, которую ты заслужил!.. Конец роскоши… Конец «Эй-би-си»…

Я не мог отвязаться от мыслей о шипучем лимонаде. Его образ преследовал меня всю дорогу до Южного Кенсингтона. Амелия пыталась подбодрить меня рассказами о людях, которым предстояло более тяжкое испытание. Бесполезно. Я благополучно проводил ее до дому и печально побрел в свой клуб.

Глава VIII Самый шикарный вид на Лондон

Из моего клуба самый шикарный вид на Лондон. Даже если мне суждено сменить политические взгляды, партийную принадлежность, вероисповедание, потерять семью или любимую трубку, под давлением обстоятельств стать немецким шпионом – в общем, что бы ни случилось, я ни за что не покину свой клуб. Что вы говорите? Что, если пригрозят сослать меня на пять лет в Портленд? А я подам на заочное членство. И пусть хоть на коленях приползет ко мне правление клуба, умоляя признать себя исключенным. Со слезами на глазах они укажут мне на тот факт (и будут правы), что я вступил в клуб женатым зеленщиком с консервативными взглядами, а теперь я ирландский националист, мясник и холостяк. «Уважаемые господа, – ответствовал бы я, – я пришел к вам потому, что ценю шикарный вид из окна превыше всего; и не как мясник согласился я стать членом клуба, но как истинный любитель Лондона. Уходите!»

Но как описать этот вид? Будь даже в моем распоряжении все необходимые таланты, я бы все равно постарался оставить у вас как можно более размытое впечатление – зачем разоблачать мой клуб? В конце концов, это не реклама для привлечения новых членов, нет! Я должен быть осторожен… Тсс!

Под окнами протекает река. Северн? Ялуцзян? Увы! Бессмысленно отрицать, что это Темза.

Под окнами несет свои воды Темза. По ней скользят тяжелые баржи, медленно проходя под мостами – возможно, Чаринг-Кросским или каким другим, – по которым без устали грохочут поезда. Иногда бесконечную цепочку барж прерывает паровой баркас, важно шлепая по воде колесами.

(Вверх по реке баржу ведут двое на веслах. Это тяжелейший труд. Они выполняют по три гребка в минуту. Весла на воду – раз-два! Смотрите! Не может быть! Уже по четыре в минуту! Да вас заждался Кембридж![29])

Напротив, между мостами, – пакгаузы и пристани. Во время прилива вода поднимается к самым стенам зданий, вровень с причалами, и тогда здесь особенно ощущается дух приключений. После захода солнца так и жди чего-нибудь странного и зловещего. Из нижнего окна вдруг вывалится труп, на мгновение в страхе спрячется за пришвартованную баржу, а потом, подхваченный течением, понесется к морю. И никто не узнает.

А сколько романтики, не правда ли? Какие же строки приходят на память? Ах да: