Байрон, у которого все еще саднит рана после ренегатства леди Оксфорд, доволен известием о прибытии Августы. Он просит леди Мельбурн достать ему «женский пропуск» во Дворец танцев Альмак на Кинг-стрит, огромный танцевальный зал, куда допускалась только привилегированная публика. И вот Августа, уставшая после долгой езды в карете, неряшливо одетая, легко краснеющая, робкая, как заяц — и как сам Байрон, оказалась в его комнатах на Беннетт-стрит, с книгами и саблями по стенам, комнатах, куда редко допускались женщины. Она остановилась неподалеку от Байрона, на Беркли-стрит, у своей кузины Терезы Вильерс, и Байрон обещает опекать ее, как если бы она была незамужней. Присутствие Августы приводило его в восторг: ее смягчающее влияние было именно тем, чего он всегда искал в женщинах. Августа ежедневно приезжала к Байрону; болтливая, податливая, глупенькая, с большими серыми глазами и ребячливым лепетом, она, казалось, понимала его как ни одна другая женщина. Ее выходки, ее смех прогоняли хандру. Хромую ногу, которую Байрон так тщательно прятал от всех, он от нее не скрывал; они даже окрестили ее «маленькой ножкой» Крошки Байрона. Наступила пора нежного воркования, милых глупостей и хихиканья; Августа носила новые платья и шали, подаренные Байроном; их охватывало волнение при представлении ее строгим хозяйкам салонов; она возвращалась домой в его карете в пять-шесть часов утра; они забавно болтали, передразнивая простонародный выговор… И вот это случилось — привязанность превратилась в нечто совершенно неуместное. «Никогда, — сказал Байрон, — обольщение не было столь легким». Они опьянены, влюблены, смущены, они путешествуют из Лондона в Сикс-Майл-Боттом, потом обратно в Лондон, они строят неразумные планы уехать за границу. Вскоре последовали намеки его друзьям. Леди Мельбурн узнала от него, что гордиев узел затянут слишком близко к его сердцу, а Томасу Муру он писал: «В настоящий момент я в совершенно новом затруднении и гораздо более серьезном, чем когда-либо за последний год, а это очень многое значит». Самому себе он признается, что эта любовь — смесь доброго и дьявольского, как и любая страсть. Он дает полковнику Ли тысячу фунтов, отменяет поездку на корабле, которую должен был предпринять в одиночестве, и готовится к бегству вместе с Августой, возможно, на Сицилию. Августа хочет взять с собой одну из дочерей, но Байрон не любит детей и говорит, что ребенка можно будет завести на месте. Августа призналась об этих планах близким друзьям, и ей напомнили о безумии ее матери, оставившей мужа ради Шального Джека и ускорившей собственную смерть. Леди Мельбурн сказала Байрону: «Если ты не отступишь, ты навеки погиб. Это преступление, которому нет прощения ни в этой жизни, ни в будущей». Планы путешествия начали трещать по швам. В Европе чума; беспокойство и возмущение света, ожидавшего, когда можно будет обрушиться на них, усиливается. Однако он решил уехать, все равно куда — нанять корабль в Кадис, Санкт-Петербург, Италию, — куда угодно, лишь бы оторваться от нее. Кругом в долгах, он все же готовится к этому побегу: заказывает шпаги, ружья, сундуки красного дерева, военную форму, бесчисленные пары нанковых панталон, алый офицерский мундир, золотые эполеты, табакерки, подзорные трубы и дорогие подарки для знатных мусульман.
Леди Мельбурн предупреждает, что ему не следует приезжать в Сикс-Майл-Боттом, однако он едет. По возвращении они со Скроупом Дейвисом в Кембридже поглотили за ночь шесть бутылок кларета и бургундского. В Лондон Байрон приехал совершенно опустошенным. Он возобновил переписку с Аннабеллой Милбэнк и сказал, что, оставаясь в рамках дружеских отношений, он не может за себя ручаться, так как не в состоянии перестать любить ее. Его врач, что не удивительно, диагностировал изъяны духовные и телесные, а также эмоции, не поддающиеся контролю, каковые обстоятельства приписал жизни, полной излишеств и невоздержанности. Чтобы побороть своего «демона», точнее, чтобы преодолеть любовь к Августе, он принял приглашение своего кембриджского друга, «этого дурака из дураков», сэра Уэддербёрна Уэбстера.
ГЛАВА XII
Сэр Уэддербёрн, «этот знаменитый рогоносец», недавно женился на леди Фрэнсис, дочери графа Маунтморриса, и пригласил Байрона навестить их в Эстон-Холле близ Роттерхэма в Йоркшире. По просьбе Байрона пригласили и Августу, однако она отказалась, так как была беременна. Ее одолевала тошнота, и она опасалась, что не будет пользоваться должным вниманием в этой компании. Принимая приглашение, Байрон предупредил, что не будет ездить на скачки в Донкастер и принимать участие в ужинах, так как вообще отказался от еды по вечерам.
Дальнейшее фарсовое продолжение этой поездки, с неуместной страстью и тайными вздохами, вполне могло быть описано Ричардом Бринсли Шериданом, драматургом, которым Байрон искренне восхищался.