Влюбленный Байрон

Становилось очевидным, что Байрону следует уехать. Сердце леди Фрэнсис, хотя и разбитое, было прочно скреплено с сердцем Байрона печатью, подаренной ею, просьбой хранить ей верность и обещанием встретиться весной.

Накануне отъезда сэр Уэддербёрн пошел на грубую ложь — сказал жене, будто Байрон признался ему, что он приехал и оставался в доме, только чтобы искать руки леди Кэтрин, ее увядшей сестрицы. Фи сокрушена. Байрон обманул ее… Слезы и стоны во время их последнего тайного свидания в саду. Потом Уэбстер занимает тысячу фунтов у своего сбитого с толку гостя. На следующее утро, когда Байрон уже садился в карету, Уэбстер спутал все карты, предложив в припадке дружеской любви сопровождать Байрона до Лондона. В продолжение скучной поездки он уверял Байрона, что они с женой безумно любят друг друга и что брак — самое счастливое состояние из всех возможных.

Тем временем леди Фрэнсис начала обширную переписку, посылая письма, достигающие восемнадцати страниц, распространяясь о красоте Байрона и о своем «разбитом сердце». То же подтверждает и стихотворение «Тайная печаль»; леди Мельбурн, которая была хорошо осведомлена об этой слепой любви, не сомневалась в искренности Фи, но считала ее «ребячливой и утомительной».

Что бы там ни казалось Байрону, он еще не освободился от любви к Августе и, находясь в «состоянии возбуждения», должен был дать ему выход в стихах. Первый набросок «Абидосской невесты» был завершен в четыре дня, «строки бежали с быстротой минут». Поэма рассказывает о страсти и обреченной любви принцессы Зулейки и ее брата Селима; Зулейка, заключенная в башне, оплакивает свое одиночество. Страх разоблачения, как он писал доктору Э. Д. Кларку, и его недавнее северное приключение заставили Байрона изменить родственную связь любовников и сделать их двоюродными братом и сестрой.

«Святое имя, оставайся тайной», — писал Байрон, заимствуя, пусть и неточно, слова из стихотворения Поупа «Письмо Элоизы к Абеляру»[40]. Хотя имена и место действия относились к Востоку, эмоциональный накал, конечно, принадлежал Беннетт-стрит: везде ощущались следы Августы и неспособность Байрона порвать с нею. Так как он должен был опубликовать поэму, он предложил Джону Меррею присоединить ее к «Гяуру», в котором венецианский дворянин собирается спасти рабыню Лейлу из гарема ее развратного паши. Отодвинув действие поэмы во времена мавров, хотя он и понимал, что это ослабит внутреннее напряжение, Байрон согласился изменить «Абидосскую невесту» так, чтобы обойти ужасное табу инцеста. Родные брат и сестра превратились в двоюродных.

Августа чувствовала, что должна ответить Байрону в стихах, и то, что она — не поэт, сделало ее ответ еще более трогательным. В пропитанных горечью строках, написанных по-французски, она мечтает разделить с ним все чувства, видеть мир его глазами, жить только ради него, так как он — ее судьба и только он может составить ее счастье. К листку бумаги она приложила свой каштановый локон, перевязанный белой ленточкой. Байрон хранил этот локон всю жизнь и на бумаге, в которую был завернут дар, написал: «La Chevelure[41] той, кого я больше всего любил». Ее подпись завершалась росчерком, математическим символом, подтверждающим секрет их любви; из их двух печатей Байрон приказал сделать брошь, которую они носили.

Через три месяца любовь к леди Фрэнсис увяла. Узнав, что теперь он со своей сестрой, она позавидовала этой «счастливой женщине» и выразила надежду, что Августа на будет ее презирать. Тщетно умоляла она вернуть ее письма — Байрон остался глух к ее просьбе. Он устал от Фи, от ее постоянства и наивности. Ее докучливое употребление слова aimer[42] лишь еще раз подтвердило для Байрона слепоту природы.

ГЛАВА XIII

В январе 1814 года река Трент замерзла. «Великая северная дорога» — в снежных заносах. По ней карета Байрона держала свой опасный путь на север, к Ньюстедскому аббатству. Августа, тяжелая девочкой, ехала вместе с ним, и это было ее первое посещение фамильного гнезда. Четыре недели, которые они провели там, оказались «медовым месяцем» для обоих. Байрон писал: «Мы никогда не скучали и не ссорились и смеялись гораздо более, чем уместно для такого солидного особняка». Снежинки кружились за окном, тропинки и деревья утопали в снегу, ветви дубов склонялись под снегом, а Джо Марри поддерживал огонь в каминах гостиной, коридоров и спален. Уголь, как сообщал Байрон, был прекрасный, винный погреб полон, а голова хозяина пуста, освобожденная ото всех лондонских забот.