Влюбленный Байрон

Существуют разные версии причин, приведших к смерти Кэтрин: от ожирения, водянки, пьянства. В одной из них утверждалось, что она умерла от приступа ярости, получив счета от драпировщика на 1600 фунтов, которые задолжал Байрон еще до своего отъезда в Левант. Увидев тело матери, Байрон испытал истинную печаль. Он провел рядом с ней всю ночь, в темноте, и можно было слышать, как он восклицал: «О, миссис Би, у меня был всего лишь один друг во всем мире!» На следующий день, слишком убитый горем, чтобы сопровождать катафалк в Хакнелл-Торкард, он молча наблюдал, как несущие гроб и карета движутся по аллее, потом сказал Раштону принести боксерские перчатки и молча боксировал с небывалой яростью, затем бросил на пол перчатки и покинул зал. Все недостатки Кэтрин забылись, она стала его «любимой мамочкой», которую он бросил одну в двадцать три года, и теперь не осталось никого, с кем он мог «заново припомнить радости прожитой жизни».

Его горе умножилось известиями о других смертях. Хобхауз сообщил ему письмом, что их общий друг Скиннер Мэтьюз утонул на мелководье в Кэмривер и не оставил даже клочка бумаги, чтобы пролить свет на причины самоубийства. Байрон был опустошен, ему казалось, что над ним тяготеет какое-то проклятие. Не в силах жить с этим чувством, он написал Скроупу Дейвису: «Приезжай ко мне, я так одинок».

Вскоре он получил письмо от Энн Эдлстон, сообщившей, что ее брат Джон в мае умер от чахотки. И сразу же Эдлстон был бережно помещен в стих, словно в ковчег, под именем Тирзы, чтобы скрыть его пол:

Любовь к тебе была дана
Мне до последних дней;

И ты была любви верна
И не изменишь ей.[23]

Стихотворение было добавлено к песням «Чайльд-Гарольда», но не прежде, чем он сообщил Дэллесу, что оно не обращено к реальному лицу.

ГЛАВА VIII

Несколько издателей, к которым обращался Дэллес, отвергли «Чайльд-Гарольда» по причине его «непристойности», а также из-за дерзких атак Байрона на писателей в его ранней сатире «Английские барды и шотландские обозреватели», опубликованной в 1809 году. Но Джон Меррей, издатель и книготорговец с Флит-стрит, дом 32, пользующийся глубоким уважением среди книгоиздательской братии, отнесся к поэме доброжелательно. Он издавал Вальтера Скотта, Роберта Саути, критика Уильяма Гиффорда и Джейн Остин, которая как женщина занимала менее почетное место в этом мужском созвездии.

Оказалось, что «Чайльд-Гарольд», начатый в Албании, в Янине, в 1809-м и завершенный в Смирне в 1810 году, со своими экзотическими и устрашающими картинами соответствует господствующему вкусу «к сильным потрясениям».

Письмо Джона Меррея, где он сообщал, что будет издавать поэму, было настолько комплиментарным, что Байрон признал: такое редко бывает в издательской практике. Ведь еще доктор Джонсон говорил, сколь это необычно — «услышать правду от своего книготорговца…». Однако Байрон тормозил издание. По словам Дэллеса, Байрон вообще испытывал сильнейшее отвращение к публикации своих произведений, что не мешало ему мечтать о бессмертии. В конце концов он согласился, подчеркнув, что Чайльд-Гарольда не следует отождествлять с автором.

По юношескому благородству Байрон отказался от платы за свои произведения. Прибыль поровну поделили Дэллес и Джон Меррей, взявший на себя все расходы. Так начались уникальные отношения между автором и издателем, столь же интригующие, как и любой другой союз, но более интеллектуальные. Лесть, волнение, взаимные опровержения… Они хвалили друг друга, ругались, размахивали кулаками… Байрон грозился запретить публикацию, потом следовало примирение… Это был замысловатый танец зависимости и свободы, живо отраженный в обмене письмами.

Байрон утверждал, что «дикий нрав» книготорговца всегда вылезает наружу, но при этом забывал о собственном диком нраве. Меррею пришлось познакомиться с Байроном-классиком, Байроном-шутником, Байроном-фигляром, Байроном-упрямцем, Байроном-стоиком, Байроном-любовником и Байроном-поэтом, а со временем и все в большей степени — с Байроном-любителем «презренного металла».