Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

– Объяснитесь, мадмуазель, – сухо заметил д'Артаньян. – Вы орошаете пол той самой водицей, которую господин Тюркен не терпел, в чем, собственно, был прав.

– Но ведь он уехал не один.

– Как? Этот малый вам изменил?

– Нет. Но…

– Но?

– Взял с собой все мои сбережения… ваш багаж…

– Мадам Тюркен, – вступил в разговор Пелиссон де Пелиссар. – Нам нужна точность. Нам не обойтись одними только рыданиями и междометиями. Вы сказали, что Тюркен исчез.

– Это значит, что…

– Отвечайте только «да» или «нет». Нога № 1, отпустите госпожу Тюркен, она и без вашей помощи устоит на месте. Итак, Тюркен уехал?

-Да.

–  Он известил вас об этом письмом? -Да.

–  Письмо было коротким? -Да.

–  Что там было? Мадлен Тюркен молчала.

– Извините. Он утверждал, что ваша совместная жизнь был адом, что вы отравляли друг другу существование, что ваше супружеское ложе походило более на решетку, на которой поджаривают грешников и что…

–  Нет.

–  Тогда я разрешаю вам прочитать письмо. Что там было?

–  «Я уезжаю».

–  У этого скота образцовый по краткости слог.

–  Поторопитесь, друг мой, – вмешался д'Артаньян. – Вы даете ему преимущество во времени.

– Он унес с собой весь наш багаж? -Да.

– Вы имеете в виду мои гобелены, мои гербарии, мои мази и вообще все то, что было у меня в чемоданах?

– Да.

– Вы имеете в виду также весь мой научный багаж, то есть шестнадцать тысяч листков, исписанных мною, которые я оставил на хранение в погребе?

– Да.

– О, вот как! – заметил Пелиссон де Пелиссар с потрясающим хладнокровием. – Полагаю, что ущерб в науке скажется на Западе не менее, чем на три века вперед и только не раньше 1950 или 1960 года она оправится от удара.

– А те вещи, что были на чердаке? – принялся в свою очередь расспрашивать женщину д'Артаньян.

– Вот именно. Остатки летательного аппарата и чемоданов.

– Он тоже прихватил их с собой? -Да.

Пелиссон де Пелиссар повернулся к д'Артаньяну.

– Я полагаю, что мир на земле так же, как наука, претерпит значительный урон.

– Отнюдь, мы догоним негодяя.

– Негодяи легки на ногу.

– Но ведь этот будет, конечно, останавливаться во всех кабаках, какие только подвернутся ему на дороге.

– Мадам Тюркен?

– Слушаю вас, господин маршал.

– Ваш муж проделал все это самостоятельно?

– Нет.

–  Человек, который ему помогал, – его родственник?

–  Да.

–  Он уже появлялся здесь?

–  Нет.

–  Дело осложняется. Значит, он где-то таился?

–  Да.

–  Был болен?

–  Нет.

–  Находился в заключении? -Да.

–  Он оттуда бежал? -Да.

–  О… Человек невысокого роста?

–  Да.

–  Лысый?

–  Да.

–  Глаза, как буравы?

–  Да.

– Человек, который наводит страх, даже если он промелькнул где-то неподалеку?

– Да.

–  От него исходит запах серы?

– Да.

– А если принюхаться, то и гвоздики?

– Да.

–  Мой дорогой д'Артаньян, спешить бесполезно. Совершенно очевидно, что Ла Фон всплыл вновь и что он заодно с Тюркеном.

–  Тем более надо бросаться в погоню.

–  Нет. Ибо Ла Фон – это молния. Вы его не нагоните.

–  Не будем терять времени, мой друг. Пусть я малость отощал, но ноги еще при мне. Мадлен, дитя мое, не знаете ли вы в каком направлении скрылся этот мерзавец, ваш муж?

–  Я полагаю, он поскакал во Фландрию.

–  Почему именно во Фландрию?

–  Чтоб завладеть там моим приданым, которое оставлено на хранение у одного из моих дядей.

И Мадлен зарыдала вновь, оросив при этом огромные черные ручищи Ноги № I.

– Д'Артаньян, мне представляется, что все складывается чудесно.

–  Вы полагаете?

–  Ну, разумеется. Во-первых, Ла Фон похитил ваши письма, считая, что он похищает договор, и его отправили в Бастилию, чтоб отблагодарить за такое достижение… Вовторых, из Бастилии он сбежал, чему я, зная эту бестию, не дивлюсь, и вошел в сговор со своим пособником Тюркеном. В-третьих, оба они похитили все оставшееся имущество и присвоили себе договор или же то, что еще от него осталось.

–  Мой дорогой маршал, ваши выводы безупречны, и король назначит вас лейтенантом по криминальной части, если, разумеется, не доверит какой-либо более высокой должности.

–  Совершенно справедливо. Он велел мне присматривать за своим сыном, помочь ему увеличить территорию королевства, содействовать развитию агрокультуры и искусства, что я и сделаю из одной только любви к нему, потому что это лучший из всех дворян, каких только я знаю.

– Да, но мне не совсем ясно, каким образом вы собираетесь связать это с нашим нынешним положением.

– Ну, во-первых, мы едем во Фландрию. Во-вторых, мы разгромим там испанцев, которым абсолютно нечего делать в этом пивном раю. И наконец, в-третьих, мы схватим Ла Фона и провозгласим всеобщий мир.

– А я? – осведомилась по простоте душевной Мадлен.

– Вы, прекрасная Мадлен? – переспросил д'Артаньян. – Вы будете осушать платками свои слезы.

– И на долгие зимние вечера готовить нам компоты из груш.

XLIII. С БОГОМ, С БОГОМ…

10 июня 1643 года, в воскресенье, он, погруженный, казалось, в глубокий сон, пробудился так внезапно, что напугал окружающих.

Человек с усталым лицом, карауливший его у изголовья, вздрогнул от неожиданности.