– Ради твоей коммерции. Ясно. Я попрошу назначить тебя кондитером его святейшества.
– Не в том суть. Моя жена…
– Что же делать?
– Убедить ее в том, что новый летательный аппарат не разорвет в клочья другое ухо.
– И это все?
– Для моего спокойствия не так уж мало.
– Итак, терапевтическая мера: мадам Тюркен, вы удваиваете порцию шоколада, вы подмешиваете желток в бульон и железо в бисквиты. Этот прием я вам объясню. Способ выздоровления: Планше получает месячный отпуск, чтоб раздобыть лекарства, которые ему известны. Нога № 1! Нога № 2! В путь! Мы отправляемся к мадам Планше!
Когда Пелиссон де Пелиссар хотел покинуть гостиницу, в ее двери скользнул молодой человек скромного вида, с большой головой, которая, казалось, с трудом держалась на тонкой шее.
Взглядом сарыча, который, как известно, зорче орла, Пелиссон де Пелиссар тут же его заметил.
– Мадам Тюркен, позаботьтесь, пожалуйста, о моем секретаре, он прибыл сюда из Сверни. Мне это важно.
– Господин маршал, он будет чувствовать себя здесь, как дома, мне нужно лишь знать его имя.
– Паскаль, Блез Паскаль, не так ли, мой мальчик?
– Все для господина Паскаля! – завопил Тюркен.
XL. ДВА ВЫСОЧАЙШИХ УМА В 1643 ГОДУ
От будущего автора «Мыслей» можно было ожидать всего, даже того, что ему всего двадцать лет. Он воззрился на поставленный перед его носом кувшин с вином и попытался вычислить на глазок его объем.
– Нашему юному гостю следует выпить, – сказала прекрасная Мадлен, – усталость как рукой снимет.
– Я пью только воду, – ответствовал молодой человек.
– Парижская вода именуется вином, – провозгласил мэтр Тюркен. – Женщина, позаботься об этом ребенке. Я чувствую, у него есть задатки, из него можно сделать…
– Сделать – что? – живо откликнулся Блез Паскаль.
– Поторопись, женщина. Я, видите ли, сударь, вопреки внешности, человек необычный. Я знаком и с Богом, и с дьяволом.
К этому моменту Тюркен осушил уже третий кувшин шабли. Это обстоятельство давало ему ясность мысли, побуждая одновременно к доверительной беседе.
– Господь держал меня в своих объятиях, как робкого младенца, в течение тридцати лет. Затем он свел меня с дьяволом. О, эта встреча была жестокой. Я оказался легкой добычей. Подумайте сами: человек, который не имел недостатков – сплошной здравый смысл и ничего похожего на неумеренность, ничего, что сулило бы беду. Глотните вина, сударь, я тоже сделаю глоток-другой, и это поможет мне объясниться.
Паскаль выпил стакан вина и налил хозяину.
– Дьявол был со мной ласков. Лапы у него бархатные, он явился ко мне в личине женщины и под видом доброго вина. Однако Господь меня еще не забывает и одергивает при случае. Я, знаете ли, разбираюсь в людях и вижу…
– Да, я слушаю вас…
– Я вижу, что вы с дороги, – заключил благоразумно мэтр Тюркен, вставая с места.
В это мгновение появился Роже де Бюсси-Рабютен. Если д'Артаньян отличался великим сердцем, а маршал Пелиссон великим умом, то Роже был великим сеньором. Тюркен разбирался в оттенках.
– Господин д'Артаньян ушел еще на рассвете, а господин маршал скоро придет. Он оставил своего секретаря, который только что прибыл из Оверни.
Бюсси подошел к секретарю.
– Как вас зовут, господин из Оверни?
– Блез Паскаль, господин из Парижа.
– Нет ли у вас родственника, советника тамошнего высшего податного суда, если не ошибаюсь?
– Это мой отец.
– Ага, значит, все правильно. Меня зовут Роже де Бюсси-Рабютен, я из Бургундии. Мэтр Тюркен, ваше шабли превосходно.
Тюркен поклонился.
– Так вы, значит, секретарь этого великолепного пелиссардонического Пелиссона?
– Надеюсь, даже друг, несмотря на разницу в возрасте. У нас есть кое-что общее.
– Пелиссон – математический гений.
Блез Паскапь, к тому времени уже автор «Опыта теории конических сечений» и ряда других выдающихся трудов, улыбнулся в ответ.
– Господин Пелиссон набит до отказа цифрами. Стоит ему открыть рот, как низвергается каскад самых замысловатых и галантных уравнений.
– Конечно, конечно.
– Он оседлывает пространство так же, как иной объезжает лошадь.
– Разумеется.
– У материи нет от него тайн.
– Сударь, – ответил Паскаль, внезапно оживляясь, – у материи не может быть тайн. Дайте мне в достатке увеличительных стекол и тонких весов, я выражу материю на бумаге, и тайное станет явным.
Бюсси-Рабютен глядел на молодого человека с удивлением, но тот продолжал:
– Что я ищу у господина Пелиссона, так это его изречений, которые присущи лишь ему одному, их сияние распространяется по всему миру.
– Я совсем не знал моего пелиссардонического друга с этой стороны.
– А я со своей стороны считаю: в одном его смешке больше мудрости, чем во всем Аристотеле.
– Я вижу, вы заимствуете все лучшее у Парижа. Паскаль мгновение помолчал, затем, погрузив взгляд своих карих глаз в насмешливые зеленые глаза Роже, ответил:
– Нет, сударь, это Париж позаимствует все лучшее у меня.
– Прелестный ответ. И что вы будете здесь делать?
– Ставить физические опыты, в том числе на самом себе.