Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

— Только, пожалуйста, по очереди! — вставила бывшая госпожа Кокнар,— иначе это будет слишком большое удо­вольствие для вашего друга. Один из вас может записаться на 1644 год, один на 45. И так далее. Для вас, господин маршал, всегда найдется миндальное молочко и булочки.

— С удовольствием, сударыня, с удовольствием, тем более, что режим у меня весьма суровый, и я могу пить только шампанское. Не выпить ли нам напоследок?

И пятеро мужчин, опрокинув до дна стаканы, попроща­лись друг с другом.

Портос направился в свою семейную тюрьму. Арамис удалился под предлогом того, что ему надо утешить некую испанскую даму, огорченную поражением в битве. Атоса ждали в Турэне. Что же касается марвала, то, ощутив боль в правой рукег ©и спросил самого себя, нет ли смысла изба­виться от всех членов вообще, «В этом случае, — рассуждал он, — я посвящу свою жизнь одним только умственным

упражнениям (ибо мышцы мозга пока в порядке) и произ­несению слов (ибо язык мой по прежнему красен)». У входа в харчевню д'Артаньян остался один.

—  Планше, — сказал он, — мне сдается, все это было лишь сном. Моя юность восстала из могилы, чтобы прийти мне на помощь.

—  А я, — заявил Планше, — сбросил пятнадцать лет, как только их встретил, сударь.

—  Зато эти пятнадцать перешли ко мне. Впрочем, по­следнее время я был молод. По коням, Планше, по коням. Ничто так не успокаивает, как дорога.

ЭПИЛОГ

Годом позже, в мае 1644 Мари де Рабютен-Шанталь вышла замуж за Анри де Севинье, бретонского дворянина, родственника Поля де Гонди.

Роже де Бюсси-Рабютен также женился. Поскольку он стал сдержанней и спокойней, то значительных потрясений уже не предвиделось.

Мазарини начал править королевой и, сделавшись наез­дником особого рода, получил в управление всю Францию.

Маршал де Пелиссон отказался от должности коннетаб­ля, предложенной ему Анной Австрийской, которая искала опоры в самых надежных людях Франции. Уединясь среди обширных укреплений О-Суаля, он посвятил себя выведе­нию новых сортов растений. Устав от скрещивания круглой тыквы с крыжовником, дыни со смородиной и банана с обыкновенной тыквой, он принчл решение заняться улуч­шением человеческой породы, в чем весьма преуспел.

Избавясь от постоянно поучавшей его жены, Тюркен утратил потребность совершать безобразия. Пустив в дело приданое Мадлен, которое было ему, наконец, выдано, он сделался пивоваром в окресностях Шарлеруа. Стал вести жизнь образцового человека и нередко можно было видеть, как он, вставая ранее пяти утра, припадал ухом к бочке, чтоб слушать мелодию созревающего пива.

Капитан О'Нил ужасно страдал в разлуке со своим дру­гом Теном Боссом. Тогда решили соединить их вместе. Оба до сих пор живы, потому что целебный бальзам чудесным образом продлевает годы. Можно увидеть их и сегодня, они вдвоем катят перед собой детскую колясочку, в которую уложена бутыль с эликсиром.

. Шантальбажак, которому вечно не терпелось предста­виться незнакомому человеку, сократил свою фамилию до Шанбажак, затем — Шбажак. Он добровольно подался в хорваты и погиб в битве при Мальплаке в возрасте восьми­десяти лет под именем ШБЖ.

Жюли дю Колино дю Валь вышла замуж за советника парламента, седого старца, и он тут же умер. Она немед­ленно отдала руку и сердце одному итальянскому банкиру, который доводился кузеном Патричелли, знаменитому прохвосту, любимцу Мазарини.

Катано дю Валь унаследовал библиотеку советника и домогался, чтоб ему отдали состояние финансиста. Он по­обещал своей дочери сделать после очередного замужества антракт, чтоб затем выдать ее за титулованную особу, что было навязчивой идеей Жюли.

Она постоянно думала о д'Артаньяне. Жюли очистила его образ от наслоений, лелеяла его и настойчиво просила у Господа смерти д'Артаньяна каждое утро.

Но поскольку д'Артаньян оставался все-таки жив, у нее не было возможности поведать обществу о своей страсти, а этого ей так хотелось.

Тяжба Колино дю Валя по поводу ночной рубашки шла своим чередом.

Ночная рубашка служила тряпкой для чистки сапог д'Артаньяна — той операции, которую прекрасная Мадлен выполняла сама, никому ее не доверяя.

В благодарность за это д'Артаньян делал все так, чтоб у прекрасной Мадлен не было необходимости проливать слезы.

Настали тяжкие времена, времена внутренней смуты. Поль де Гонди вновь оказывал знаки внимания д'Артанья­ну, но тот не придавал этому значения.

Он опасался встретить Севинье в приемной предводите­ля Фронды, опасался, что этот человек покажется ему не­лепым и придется ощутить стыд за Мари. Именно эти опа­сения и были причиной того, что д'Артаньян не расстался с не слишком привлекательной государственной службой и не стал во главе молодых доблестных воинов Фронды.

Впрочем, он погружался в меланхолию лишь тогда, ког­да ему того хотелось. И не более.