Влюбленный Дед Мороз

Сама Катя пила маленькими глоточками красное вино и смотрела, как он ест — со сдержанным, но явным наслаждением, полуприкрыв глаза и смакуя каждый кусочек. Бедняжка, с состраданием думала она; сидит, должно быть, все время на одном кофе и сухарях.

И что за глупые сплетни, что у него есть постоянная женщина?

Была бы постоянная женщина, давно бы его откормила…

Олег подцепил с тарелки последний рыжик, но спохватился.

— Кажется, я немного увлекся… А как же племянник?

— Он зайдет за тетрадкой завтра утром, — успокоила его Катя. — Кушайте, прошу вас. Я так рада, что вам нравится моя стряпня…

— Нравится — не то слово, — подтвердил Олег, прожевывая рыжик, — я словно вернулся в детство. На хутор, к бабушке. Бабушка моя жила в Литве, и вот эти ваши ржаные сухарики с чесноком… Они точь-в-точь, как у нее!

Несмотря на свой весьма небогатый опыт общения с мужчинами, Катя почувствовала, что это была наивысшая похвала. «Как удачно, что свинину я тоже поджарила по-литовски, с сыром, — подумала она. — Это знак судьбы!»

— Значит, вы вовсе не индеец, а литовец? — ласково, как ребенку, улыбнулась Олегу Катя.

— Я — всего понемногу, — усмехнулся он, принимая из ее рук блюдо со свининой, — немного литовец, немного черногорец… а в основном русский. Прадед мой по отцу был из Сибири. Что же касается индейцев, то это вряд ли… Впрочем, кто может знать наверняка? Вот вы, Катя, знаете всех своих предков?

— Нет, — вздохнула Катя, — я даже родителей своих не знаю. Я детдомовская.

— О, простите, — Олег виновато коснулся ее руки.

— Ничего. Когда мне было восемь лет, меня удочерили. Очень добрая была семья, детский врач и учительница. У них было двое собственных сыновей, но они хотели еще и дочку и потому взяли меня. Мне жилось у них хорошо. Я называла их мамой и папой. Это мама научила меня готовить. В общем-то, мама научила меня всему. Я и в учительницы пошла потому, что хотела быть похожей на нее…

— Вы сказали — была семья, — осторожно спросил Олег, — а теперь они… Их уже нет?

— Почему же нет, — снова улыбнулась Катя, — живут себе на пенсии, в собственном деревянном доме на Карельском перешейке. Я, когда могу, их навещаю. А братья здесь, в Питере, у них свои семьи. Вот и племянник Коля…

— А я один, — вдруг неожиданно для себя заявил Олег, — родители мои умерли, а братьев и сестер у меня никогда не было. Даже двоюродных. Впрочем, это не интересно.

Он помрачнел и попытался убрать свою ладонь с Катиной руки, но Катя не дала ему этого сделать. Перегнувшись через стол, она коснулась губами его сухой, прохладной, пахнущей туалетной водой «Hugo Boss» кожи и замерла. Длинные шелковистые волосы рассыпались по ее плечам и скрыли от глаз Олега пылающее лицо.

* * *

— Катя, — позвал Олег, — Катя…

Катя, прижавшись щекой к его руке, чуть заметно качнула головой.

Олег другой рукой отодвинул подальше тарелку с остатками капусты — так, на всякий случай. Потом осторожно погладил Катю по голове.

— Катя…

Голос его звучал так мягко, что она подняла голову и посмотрела на него просиявшими, исполненными надежды глазами.

— Катя, я не…

— Не говори ничего… Не надо.

Он поднялся из-за стола, подошел к окну и, отодвинув занавеску, с преувеличенным вниманием стал наблюдать, как широкий мебельный фургон въезжает в узкую арку двора.

— Я поняла, — сказала Катя за его спиной. — У тебя есть другая.

— Да не в этом дело! — Олег неожиданно разволновался так, что хватил кулаком по оконной раме.

Катя испуганно вскрикнула. Стекла, к счастью, остались целы.

— Извини, — он повернулся к ней. — Я вообще не мастер говорить с женщинами. Особенно на такие темы.

Катя встала, подошла к нему и остановилась, мужественно глядя ему в глаза.

— Ты хочешь сказать, что я тебе совсем не нравлюсь? Ну, как женщина?

— Нравишься, — подумав, ответил Олег. — И как женщина тоже.

— Тогда я не понимаю…

Олег снова уставился в окно.

— Вот придурок, — буркнул он, — застрянет ведь сейчас… ну, точно! Теперь ни войти во двор, ни выйти!

Катя пожала плечами.

— А я никуда выходить и не собираюсь, — с некоторым вызовом произнесла она.

— Я математик, — заявил Олег безо всякой видимой связи с предыдущим, — я не верю во всякую там мистику, судьбу, предопределение. Но в последние дни происходит что-то странное. Какая-то сила упорно толкает нас друг к другу. Ты не заметила?

Еще бы не заметить, усмехнулась про себя Катя. Но вслух сказала:

— Разве? А я вот не вижу ничего странного…

— Теперь еще и этот фургон…

— Если бы не фургон, тебя бы здесь уже не было?

— Да. Нет. Не знаю!

— Ну, раз тебе все равно сейчас не уйти, давай выпьем чаю. Просто выпьем чаю. Я ведь обещала угостить тебя пирогом с вареньем, помнишь?

Олег покорно отошел от окна.

— Помню. Вчера. Хотя теперь мне кажется, что это было по меньшей мере неделю назад.

— Да, — согласилась Катя, доставая из буфета чайные чашки. — Мне тоже. Мне теперь кажется, что мы с тобой уже давно знакомы…

— Да. Именно. В этом все и дело!

И, радуясь тому, что наконец-то может облечь свои мысли в понятную, доступную ей форму, он заговорил — немного взволнованно, но четко и последовательно, словно объяснял на уроке очередную тему.