Влюбленный Дед Мороз

Екатерина Сергеевна расстроилась уже окончательно и поплелась на кухню готовить себе диетический завтрак: овсяную кашу на воде, без соли и сахара, и травяной чай. Она без труда могла бы соорудить и что-нибудь более жизнерадостное — омлет с ветчиной и грибами например, оладьи с медом и яблоками или домашний паштет из гусиной печени; но овсяная каша на воде больше отвечала ее настроению.

Вот если бы она завтракала не одна… Если бы…

* * *

Не одна Екатерина Сергеевна встречала последний день уходящего года в пасмурном настроении.

Олег Павлович, проснувшийся в семь часов с головной болью и ощущением смутного недовольства собой, сидел перед компьютером и наблюдал за цветными психоделическими узорами, медленно и торжественно плывшими по экрану монитора. Время от времени системный блок мигал зеленым огоньком, а узоры на экране сменялись надписью: «Still waiting…»[2]. Тогда Олег Павлович вставал и принимался расхаживать по комнате. Вопреки всякому ожиданию, в голову лезли мысли, никак не связанные с результатами расчетов. То он думал, что так и не поставил в этом году елку, то вспоминал свой вчерашний визит к Кате, то ему просто очень хотелось есть.

Но есть дома было совершенно нечего.

И про Катю вспоминать не было никакого смысла. Едва ли они теперь увидятся где-нибудь, кроме школы. Он поступил с Катей, как честный человек. Не морочил ей голову, не воспользовался моментом. Сразу сказал правду.

Почему же теперь при мысли о Кате на душе у него делалось неуютно и как-то тоскливо, словно он был в чем-то перед ней виноват?

Почему вообще, если уж пришла блажь в такое утро думать о женщинах, он думает о Кате, а не о Полине? Не об Анжелике, Свете, Тамаре… гм, Шурочке?

В самом деле, почему он совсем забыл о Полине? Почему его не мучают угрызения совести из-за того, что он не ответил ни на один из тридцати Полининых звонков?

«А вот возьму и позвоню ей, — неизвестно на кого рассердившись, решил Олег. — Прямо сейчас».

Он включил мобильник и набрал номер Полины.

«Не отвечает, — дождавшись четвертого гудка, с удовлетворением подумал он и отключился».

И не важно, что в Австрии сейчас пять утра.

«Я позвонил — она не ответила. Какие могут быть вопросы?

Вечером отправлю ей эсэмэс — ну там, с Новым годом, с новым счастьем… все, как положено».

Совершенно успокоившись на этот счет, Олег пошел на кухню варить свой первый за день кофе.

* * *

— Папа, а во сколько ты вчера вечером вернулся домой? — спросила Нина, опустив глаза и тщательно размешивая сливки в отцовской чашке с натуральным цейлонским чаем.

Александр Васильевич покосился в сторону Митькиной комнаты и, понизив голос, ответил:

— В половине шестого. И не вчера вечером, а сегодня утром.

После такого признания Нина, разумеется, хотела продолжить расспросы, но Александр Васильевич предупреждающе поднял ладонь.

— Поговорим о тебе. Где ты хотела бы встретить Новый год?

— Не знаю, — несколько обиженно отозвалась Нина, протягивая отцу чашку, — наверное, дома. С Митей и с тобой. Если конечно, у тебя нет более интересных предложений…

— Есть. Мы все: и ты, и Митя, и я — можем встретить Новый год в… другом месте. Это место тебе хорошо знакомо, но, полагаю, сегодня к вечеру оно будет выглядеть несколько иначе, чем обычно.

У Нины заблестели глаза.

— Вечернее платье? Прическа? Макияж?

— Обязательно.

— Значит, там будут мужчины? Ну, кроме тебя и Митьки?

— Будут.

Нина захлопала в ладоши.

В дверь позвонили.

— А, это, наверное, Митька ключи забыл… Я с утра послала его за хлебом и майонезом для оливье. Но, похоже, оливье сегодня делать не придется?

Александр Васильевич отрицательно покачал головой. Нина побежала открывать.

Митя звонил в дверь вовсе не потому, что забыл ключи. Он был воспитанный мальчик и хотел предупредить, что пришел не один.

— Ой! — воскликнула Нина, стыдливо запахивая короткий и свободный домашний халатик. — Ой, Олег Павлович! Вы к нам… Надеюсь, ничего не случилось? Заходите же!

* * *

Александр Васильевич никогда не был обделен вниманием поклонников и особенно поклонниц своего искусства, но сейчас и он находился под впечатлением.

Олег рассматривал его эскизы с напряженным вниманием охотника, ждущего, что сейчас, совсем скоро, во-он из-за той, плотно укрытой снегом елки появится волк; с нетерпением влюбленного, меряющего шагами асфальтовый пятачок перед кинотеатром и безжалостно мнущего в руках букетик ни в чем не повинных гвоздик; с алчностью ростовщика, которому принесли в заклад целый мешок старинного столового серебра.

Пересмотрев все, он отложил в сторону два листа — «Зарождение Весны», на которое уже намекал ему Александр Васильевич, и «Серебряное озеро».

Александр Васильевич осторожно кашлянул.

— Может быть, чаю? — предложил он. — Моя дочь только что испекла булочки с корицей…

— Что? А, да… простите, я не голоден.

Врет, тут же решил Александр Васильевич. Деликатничает.

Олег взял обеими руками «Зарождение Весны» и поднес совсем близко к глазам. Может, еще на вкус попробует, встревожился Александр Васильевич.