Влюбленный Дракула

Он понурил голову, я заметила, что в темных его волосах прибавилось белых нитей.

— Фон Хельсингер утверждал, что посещение склепа поможет мне избавиться от моих фантазий, если только это фантазии, — продолжал Джонатан. — «Как знать, Харкер? — сказал он. — Возможно, перед нами откроется иной мир, реальность которого мы отказывались признавать прежде. Лишь отважные исследователи способны докопаться до истины. Вы станете новым Персеем, нашедшим и обезглавившим коварную Медузу». О, как горько он ошибался! — тяжело вздохнул Джонатан. — Я не только не избавился от прежних страхов, но и стал пленником новых.

Окажись здесь фон Хельсингер, я бы, наверное, набросилась на него с кулаками. Мысль о том, что этот ученый монстр втянул моего мужа, человека, чье душевное здоровье и без того было расшатано, в свои мрачные эксперименты, способные повредить самую крепкую психику, приводила меня в ярость.

— Прошу тебя, без утайки расскажи все, что произошло, — взмолилась я.

— Не могу, — покачал головой Джонатан. — Ты не должна такое выслушивать.

— Сними с души бремя, и тебе сразу станет легче, — настаивала я. — Открой мне все, а после забудь.

Ободренный моими словами, Джонатан заговорил, с усилием воспроизводя все кошмарные подробности минувшего вечера. Кучер лорда Годалминга привез их на улицу, расположенную неподалеку от кладбища Хайгейт. На этой улице находилось несколько публичных домов, и джентльмены сообщили кучеру, что намерены провести вечер в одном из них. Приказав заехать за ними в полночь, они вышли из кареты, но направились отнюдь не в притон разврата, а в обитель мертвых. Войдя в кладбищенские ворота, они двинулись к Ливанскому кругу по аллее, освещенной лишь тусклым светом луны.

— Когда мы подошли к огромному кедру, я услышал, как птицы, притаившиеся в его ветвях, испуганно чирикают, — сказал Джонатан. — Мне пришло в голову, что это дурное предзнаменование, указание на то, что мы замыслили кощунство. Я просил своих спутников еще раз подумать, стоит ли нам проникать в склеп и тревожить покой умерших. Сивард был склонен меня поддержать, но двое остальных твердо стояли на своем, и мы были вынуждены с ними согласиться. Наверное, мне тоже хотелось убедиться, что Люси действительно мертва, и Годалминг оказался во власти галлюцинаций. Уж если лорды не могут противиться безумию, какой спрос с меня, простого адвоката, рассуждал я.

С помощью молотка и резца, захваченных из Линденвуда, они открыли мраморную дверь склепа.

— Годалминг подошел к гробу, намереваясь его открыть. Фон Хельсингер стоял рядом с ним, подбадривая его, точно бывалый наставник. Мне казалось, прошла целая вечность, пока Годалминг возился с крышкой гроба. Меня бросало то в жар, то в холод, в точности как в разгаре мозговой лихорадки. Больше всего я боялся, что на позор себе грохнусь в обморок. Наконец Годалминг вывинтил последний болт и поднял крышку.

Джонатан смолк. Я затаив дыхание ждала, когда он заговорит вновь.

— То, что мы там увидели, до сих пор стоит у меня перед глазами, — донесся до меня его осипший голос. — Страшно подумать, что после смерти всех нас постигнет подобная участь. Природа так жестока.

Взглянув ему в лицо, я увидела, что взгляд его одновременно исполнен отвращения и печали.

— Кожа ее была невероятно бледной, нет, даже не бледной, а голубоватой, как подтаявший лед. На губах еще сохранились остатки краски, которую нанес гример, и они казались пугающе алыми. В некоторых местах кожа лопнула, словно мертвое тело пыталось разорвать себя изнутри.

Джонатан несколько раз тряхнул головой, отгоняя тягостные воспоминания.

— Готов поклясться, фон Хельсингер был разочарован, обнаружив тело Люси в гробу, — произнес он. — Похоже, он и в самом деле верил — хотел верить, — что переливание крови способно оживлять мертвецов. Чувствуя, что мне отказывает выдержка, я спросил у Годалминга: «Вы удовлетворены, сэр?»

Джонатан смолк, заново переживая случившееся. Лицо его исказилось, словно от нестерпимой боли.

— Годалминг скользнул по мне отсутствующим взглядом и процедил: «Нет, Харкер. Я не удовлетворен». Потом он вытащил из своей сумки кожаный чехол и извлек из него нож. Здоровенный острый нож с лезвием длиной около девяти дюймов. Таким ножом можно убить крупного зверя. Я инстинктивно выставил вперед руки. Вид у него был такой, словно он собрался меня заколоть. Но тут Сивард встал между нами и произнес своим спокойным бесстрастным голосом: «Артур, этот нож очень хорош для разделывания убитого оленя. На охоте он незаменим. Но зачем он вам здесь?»

Годалминг хрипло расхохотался и ответил: «Что это ты так всполошился, Джон? Разве ты не хочешь, чтобы я избавил тебя от Харкера? Разве он не мешает тебе соединиться с твоей великой любовью?»

Джонатан выжидательно взглянул на меня. Я поняла, что должна что-то сказать.

— Да, Джонатан, доктор Сивард питает ко мне определенные чувства, и я это знаю. Можешь не сомневаться, со своей стороны я никоим образом его не поощряла и уж конечно не испытываю к нему ответных чувств.

— Он… он тебя домогался?