Влюбленный Дракула

Пасмурным субботним утром мы взошли на пароход, отплывающий в Саутгемптон, и, стоя на застекленной прогулочной палубе, бросили прощальный взгляд на землю, где впервые встретились. Темное дождевое облако, подобно огромной шляпе, венчало вершину горы, возвышавшуюся над зелеными берегами. Пароход наш вышел из гавани и направился в открытое море, но с нашего наблюдательного пункта еще долго были видны серые скалы, охранявшие побережье подобно суровым часовым. Когда берег наконец растаял в тумане, взгляды наши устремились на серебристую морскую гладь, покрытую сплошной дождевой рябью.

В наши намерения входило, заглянув в свой лондонский дом, совершить путешествие по всему свету. Граф сказал, что прежде мы проводили много времени не только в Ирландии и Англии, но и во Франции, и в Италии. Он донельзя разжигал мое любопытство, сообщая лишь самые краткие и отрывочные сведения о том, что мы пережили вместе.

— Ты сама сказала, прошлое осталось в прошлом и тебя волнуют лишь настоящее и будущее, — повторял он в ответ на все мои расспросы.

— Но сейчас я хочу вспомнить то, что было со мной когда-то, — возражала я. — Хочу вернуть утраченное время.

— Вернуть утраченное время невозможно, и тебе придется с этим смириться. Но твои воспоминания оживут, когда ты вновь посетишь места, где происходили важные для тебя события. Именно так случилось в Ирландии. Надеюсь, Мина, тебя ожидает много радостных открытий. — Граф помолчал и добавил с печальной улыбкой: — Тех мест, где между нами царило несогласие, я постараюсь избежать.

— Придет время, и я вспомню все то счастливое и несчастливое, что было в моей жизни, — заметила я. — Но теперь, когда мы снова вместе, наши прежние размолвки более не имеют значения.

Волны яростно бились о борт корабля, дождь становился все сильнее. Усадив меня в шезлонг, граф закутал мои колени пледом и уселся рядом.

— Знала бы ты, любовь моя, как часто, путешествуя по миру в одиночестве, я мечтал показать тебе удивительные страны, которые мне довелось увидеть, — Индию, Аравию, Египет, Россию. О, Мина, если бы я вздумал рассказать тебе о своих приключениях, мой рассказ длился бы годы. Будет намного лучше, если ты все увидишь собственными глазами. Лишь тогда ты сумеешь понять, каков я сейчас.

— У тебя не должно быть тайн от меня, — сказала я. — Правда, сейчас, после того, как в меня вошла твоя кровь, мне кажется, я знаю тебя так же хорошо, как себя.

— Мне довелось побывать купцом, военным, дипломатом, ученым и испробовать множество других ремесел, — сообщил граф. — Я поступал на службу к королям, принцам, военачальникам и завоевателям. И в то же время единственным человеком, которому я служил, оставался я сам. У меня было несметное количество знакомых, я завязывал тысячи связей, и любовных, и деловых, но сердце мое изнывало от одиночества. Лишь надежда на встречу с тобой помогла мне выжить в этой пустыне.

— Но прежде мы уже были вместе, — напомнила я. — Мы проводили вместе десятилетия.

— Да, но что такое десятилетия в сравнении с вечностью? Ожидание неизбежной разлуки всегда омрачало мое блаженство. Я знал, скоро твое время истечет, и я вновь останусь один. О, какое счастье, что на этот раз ты избрала бессмертие!

— Любовь моя, больше я никогда тебя не покину, — сказала я и вновь поразилась тому, что когда-то предпочла смерть и разлуку с ним. Граф так до сих пор и не сказал, какие причины и обстоятельства побудили меня сделать подобный выбор.

— Я не изменю своего решения, — заверила я. — Мы всегда будем вместе.

Уже в первые дни нашего морского путешествия я заметила, что мои органы чувств стали совершеннее. Ночью я теперь видела почти так же хорошо, как и днем, слух мой улавливал малейшие оттенки звуков. Даже стоя на верхней палубе, я слышала звяканье посуды на кухне. Когда кто-нибудь из слуг размешивал сахар в чайной чашке, мне казалось, что ложка, касаясь хрупкого фарфора, производит оглушительный лязг. Осязательные мои ощущения стали такими отчетливыми, что нередко я вздрагивала, едва коснувшись какого-нибудь предмета.

Обоняние мое тоже обострилось до чрезвычайности. Обилие неприятных запахов, неизбежных на корабле, стало для меня источником постоянных страданий. Поначалу все эти запахи — машинного масла, влажных канатов, досок, которыми был обшит корпус судна, лака, покрывающего мебель, — казались мне волнующими и экзотическими. Но вскоре они начали меня раздражать, став причиной постоянной головной боли. Даже мускусный аромат смолы, которой были пропитаны швы между досками, вызывал у меня отвращение. Я не могла сидеть в гостиной и библиотеке, ибо воздух там насквозь пропах затхлостью. Что касается запаха плесени, он преследовал меня повсюду, доводя до приступов тошноты.