– Неужели вы никогда не носили килт? – искренне удивилась Лана.
– Нет, не носил. – Лахлан откашлялся. – По правде говоря, в лондонских гостиных на все шотландское смотрят косо.
Ему было стыдно признаваться, что любой второстепенный английский баронет чувствует себя по положению выше шотландского герцога.
– Боже, вы говорите, как англичанин! – Девушка поморщилась, словно услышав что-то неприличное.
– В делах, как и в политике, крайне важно выглядеть подобающим образом.
Лахлан немало поработал над созданием соответствующего образа; несколько лет постигал то, каким должен быть настоящий английский лорд. К сожалению, теперь, когда он добился неплохих результатов, он почему-то был не очень рад своим успехам.
– Да, – задумчиво протянула Лана, с сожалением поглядывая на него. – Это действительно крайне важно.
– Вы так на меня смотрите, как будто я одет как чучело.
Лана тихо рассмеялась:
– Выглядеть надлежащим образом в Лондоне и здесь, в Шотландии, – это две разные вещи.
– Хм, в таком случае я не прочь сменить наряд, – тоже усмехнулся он. Было ли это разумно с его стороны? Скорее всего, не очень.
– Тогда вам надо надеть килт. И улыбаться почаще, а также… гм… снять галстук. Он очень туго затянут.
Что верно, то верно. Слишком туго. Слишком неудобно. Лахлан едва мог повернуть голову, но он к этому привык.
Тяжело вздохнув, Лана отвела взгляд в сторону.
– Жаль, все-таки очень жаль.
– Что вам жаль? – нахмурился он.
– Жаль, что шотландский герцог больше не выглядит настоящим шотландцем.
Ее слова задели его за живое. Он сам не раз об этом думал, но, как было справедливо замечено, положение обязывает.
– Я такой, какой есть.
Хорошо это или плохо, но тут ничего нельзя поделать.
Однако ее страстный ответ поколебал его уверенность:
– Ваша светлость, прежде всего вы шотландец. Как бы вы ни старались выглядеть настоящим англичанином, как бы ни старались забыть о своих корнях…
– Я не забываю о них.
– Важнее всего то, что в ваших жилах течет шотландская кровь, ваше сердце навечно осталось в горах Шотландии.
Ее страстная, пылкая горячность завораживала. Да, она была дикаркой, неукротимой и безудержной.
Лахлану стало любопытно, была ли она столь же страстной и в других своих проявлениях.
– Притворяйтесь англичанином, если вам так нравится…
– Мне не…
– Откажитесь от того, что принадлежит вам по праву рождения, если вам так нравится, – перебила она его.
– Я ни от чего не отказываюсь.
Как же она была хороша в этот миг! Пылкая, насмешливая, дерзкая. Как ни странно, но эта маленькая стычка взволновала Лахлана. Ему вдруг стало легко и весело.
– Но, по правде говоря, – она откинулась назад и ласково ему улыбнулась, – ваша матушка желала вам лучшей доли. Ей хотелось, чтобы вы стали тем, кем должны быть по праву рождения.
При одном упоминании о его матери Лахлан замер.
И опять ему стало больно.
Однако это была прекрасная возможность, которой глупо было бы не воспользоваться.
– Вы говорите… что моя мать?..
Наклонив голову, Лана выжидательно смотрела на него:
– Да?
– Вы говорите, что встречались с ней?
– Да, встречалась.
– С ее душой? – Надо было все прояснить.
– Да, с ее душой, – вздохнула она.
– И часто вы говорите с умершими?
В ответ Лана то ли хмыкнула, то ли фыркнула, а затем осторожно и тихо произнесла:
– Каждый день.
Он внимательно посмотрел ей в лицо, словно спрашивая, в своем ли она уме.
Прочитав в его глазах вопрос, девушка слегка смутилась.
– Вы считаете меня странной?
Он отметил легкую дрожь ее подбородка, а также смешанную со страхом неуверенность в ее голосе. Столь резкая перемена – вместо горячей, смелой девушки перед ним теперь сидела смущенная и напуганная – поразила его. Как вдруг его осенило. Если она действительно обладала столь удивительными способностями, то понятно, как к ней относились люди. Видимо, ее боялись и обижали, давая ей разные прозвища.
Нет, он не повторит их ошибки. Он не один из них. Он не такой.
Разве нормально было видеть призраков? А Лахлан их видел. Но рядом с Ланой он чувствовал себя тоже по меньшей мере странно. И как же все-таки это приятно, когда тебя переполняет ощущение удивительной близости с кем-то! А именно с ней.
Лахлан кашлянул, пытаясь подыскать какие-нибудь теплые, сердечные слова, но, как назло, ничего кроме обычных, дежурных фраз ему в голову не приходило.
– Нет, не считаю. Вы совсем не странная.
Лана положила ладонь поверх его руки. От ее прикосновения по его телу волной пробежала сладкая дрожь, но еще приятнее было услышать ее слова:
– Спасибо, ваша светлость.
Просто и сердечно. В ее взволнованном голосе прозвучало нечто большее, чем простая любезность. От одной мысли, как много ей пришлось перенести обид и, наверное, оскорблений от разных людей, ему стало не по себе. Он представил всю степень людской неприязни, ту стену отчуждения, которой она была окружена всю жизнь, и ему стало ужасно больно за нее. Лахлан глубоко сочувствовал Лане, потому что сам всю жизнь ощущал нечто подобное – обособленность от внешнего мира. Он понимал, как порой бывает холодно, неуютно и одиноко.