Влюбленный лэрд

– А-а, – разочарованно протянул Лахлан и сразу как-то сник.

– Ваша светлость, – поспешила ободрить его девушка, – не стоит так расстраиваться, сперва надо спросить. Как знать, может, вам она ответит.

Он упорно молчал, и она решила подхлестнуть его вопросом:

– Так о чем вы хотели ее спросить?

Набравшись храбрости, Лахлан очень тихо, так, что она едва расслышала, прошептал:

– Мне бы хотелось узнать, почему… она меня бросила.

Вдруг что-то больно и сильно кольнуло Лану в сердце – это так резко, испустив фонтан бледно-лиловых искр, отреагировала на вопрос Лахлана мерцающая Лилиас.

Она была настолько сильно возмущена, что ее обычное спокойное, мягкое, голубое сияние сменилось на темно-красное, рубиновое.

– Бросила, ваша светлость?

– Почему она покончила жизнь самоубийством?

Его вопрос в сознании Ланы отразился многократным, постепенно затухающим эхом. Ее зрение затуманилось, в глазах все потемнело. Она уже не видела вокруг себя стен библиотеки, она перешагнула в иной мир.

Лана попала в темное, сырое помещение. В нос бил густой запах морской воды. Гул от падавших с потолка капель эхом отражался от каменных стен. Рядом с ней был Уильям, ее любимый. Высокий, темноволосый, красивый. Он был явно чем-то встревожен, глаза его были прищурены, он настороженно смотрел на мужчин, силуэты которых закрывали просвет прохода. Двое из них были здоровенные малые, а третий ростом с мальчика. Она знала их всех. Она доверяла им.

Теперь же от них исходила явная опасность. Ее сердце тревожно забилось, предчувствуя беду. Ею завладел липкий страх.

Один из негодяев поднял руку, в ней был пистолет. Уильям бросился вперед, закрывая ее своим телом. Раздался выстрел. Уильям согнулся и рухнул на землю.

Она упала на колени рядом с ним, прижимая к себе его обмякшее тело, пытаясь его спасти и с ужасом понимая, что это, увы, невозможно. Убийцы подошли совсем близко. Ее положение было безнадежным.

Она подняла глаза и увидела почти приставленный к ее груди пистолет. Грубый, злой голос торжествующе произнес последние в ее жизни слова:

– Ваша светлость, вы тоже умрете.

– Мисс Даунрей?

Чья-то теплая рука освободила ее от наваждения. Лана открыла глаза. Боже, какое ужасное видение! Еще миг, и она почти полностью пришла в себя. Никаких сомнений в том, что так погибла Лилиас, у нее не было.

Несчастная Лилиас! Господи, благослови ее душу!

– Мисс Даунрей, что с вами?

Она переплела пальцы лежавших на коленях рук, затем, пытаясь как можно быстрее унять волнение, опустила глаза.

– Со мной все хорошо, ваша светлость. Только… – Она запнулась, затем, вскинув голову, посмотрела на него. Лахлан напряженно ждал, что она скажет дальше. Он явно верил ей, и это ее очень обрадовало. – Только я не верю, что ваша мать покончила жизнь самоубийством.

Он отпрянул чуть назад, вопросительно глядя на нее своими чудесными синими глазами:

– Не верите? Странно. Но ведь она бросилась вниз с крепостной стены.

Лана недоверчиво покачала головой:

– Нет, нет. Она погибла в каком-то сыром подвале или подземелье.

Лахлан совершенно растерялся:

– Но мне сказали, что ее вещи – ожерелье и шаль – нашли на камнях под стенами замка. И еще, мой управляющий Маккинни своими глазами видел, как она прыгнула вниз.

Снова в сердце Ланы горячей волной отозвались боль и гнев Лилиас. У нее не было никаких сомнений, герцогу сообщили заведомую ложь, но для чего?

– Никакое это не самоубийство, ваша светлость. Вашу мать убили. И вместе с ней вашего отца.

В голове Лахлана царил сумбур. Прожить всю жизнь в полной уверенности, что его отец, сойдя с ума, бросился со стен замка в море, а следом за ним и его слабовольная мать, и вдруг узнать, что все было не так!

Лахлан еще мог понять, почему такой безрассудный поступок совершил отец. Старинное проклятие и страх перед неизбежным сумасшествием преследовали и его самого, он не раз подумывал о самоубийстве. Но самоубийство матери нельзя было ни понять, ни простить. Ее смерть угнетала душу и отравляла сознание. Мать бросила его, совсем маленького.

Как же он мучился и страдал из-за этого! Ее смерть наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Мир в его глазах выглядел холодным, бездушным и жестоким.

Теперь же картина мира вдруг изменилась. Все вокруг опять становилось на свои места.

Ни отец, ни мать не совершили смертного греха – самоубийства. Ни он, ни она не бросили своего ребенка на произвол судьбы.

Никто из них не хотел умирать.

Следует отдать должное Лане, пока он размышлял над услышанным, она терпеливо ждала. Лахлану надо было прийти в себя и многое переосмыслить, а это требовало времени. Такое трудно было уложить в сознании.

Не потому, что этому мешали сомнения, а потому, что его захлестнула огромная радость.

Это было внезапное прозрение, почти откровение, – все и в нем и вокруг сразу изменилось.

– Я… гм-м… большое вам спасибо, мисс Даунрей, но сейчас мне надо… – Он запнулся, затем встал, машинально одернул жилет, поправил галстук и кивком указал в сторону дверей. – Мне надо побыть одному.

Она поднялась следом за ним: