Чтобы эта умственная деятельность приносила пользу, необходимо, чтобы она просто была, как подкладка в одежде европейского костюма, но, похоже, без нее уже начинают обходиться. Богатство и власть (только интеллектуальные) позволяли – вот химера! – разрабатывать оружие, которое поможет нам уничтожить реальное богатство и реальную власть. Если не считать мягкой потрепанной диванной подушки в одном старом турецком доме, в Иордании больше всего не хватало красного бархата. Оказалось, фидаины обязаны были изобрести власть из красного бархата – почему именно эта ткань и именно этот цвет? Есть ли связь между ними и властью? Вроде бы да. Блеск и роскошь этого почти абсолютного царствования, царствования Короля-Солнца, требуют красного бархата, коронование первого французского императора было красным и бархатным, второго тоже. Другие ткани казались не такими удушающими, а их цвета оставались приятными глазу. Но красный бархат! Тесаный, довольно мягкий камень, из которого сложены виллы Аммана, особенно Джабаль Аммана, своей массой не так подавляли военных, как женщин и стариков, живущих в палаточных лагерях. По приезде в Амман я веду жизнь погребенного заживо.
«Мрачно и патетично. Впрочем, чтобы появилась поэзия, и нужна эта мрачность: тут все от бедности» (аль-Катрани про сад Тюильри, в Париже, ночью).
Читать Маркса? Несколько фидаинов попросили, чтобы из Дамаска я привез работы Маркса, в первую очередь, «Капитал». Они не знали, что Маркс писал его, подложив под задницу розовые шелковые подушки, а писал он его как раз ради борьбы с этим томным розовым или сиреневым шелком, изящными столиками, вазами, люстрами, люстрином, молчаливыми слугами, дородными комодами эпохи Регенства. Здесь, в Иордании, у нас были колонны, чаще всего горизонтальные, упавшие, поднятые, вновь упавшие римские колонны, полная противоположность роскоши, ведь они – история.
Вот по возрастающей те, кто стали врагами палестинцев: бедуины, черкесы, король Хусейн, арабские феодалы, ислам, Израиль, Европа, Америка, Международный Банк. Победа достается Иордании, значит, всем остальным, от бедуинов до Международного Банка.
Однажды декабрьской ночью 1970 в пещере состоялось собрание под председательством Махджуба. Махджуб фидаинам:
– Вы должны соблюдать прекращение военных действий. Это мое официальное заявление. Это так. Вы солдаты, проявите сообразительность. Ваши сестры и кузины вышли замуж за иорданцев. Постарайтесь определить, куда нацелен автомат вашего новоиспеченного зятя. Ничего лучше я придумать не смог. Будьте хитрее меня. Правительство Хусейна больше не позволит вести операции с баз против Израиля и оккупированных территорий[47]
.Советы Махджуба были восприняты плохо. Каждый фидаин приводил одну и ту же причину: «Чего стоит безоружный солдат?» и даже: «Что такое безоружный солдат?» Какая разница между голым мужчиной и безоружным мужчиной? Чтобы заставить их просто выслушать – не убедить! – понадобилось три часа в этой пещере, освященной карманными фонариками и зажигалками. Когда мы выбрались из этого логовища, меня одного поразила чистота этой ночи, а фидаины перед красотой неба и обетованной земли еще сильнее почувствовали тяжесть нанесенной им раны.
Оружие нужно было сдать на следующий день. Уже были приготовлены тайники. Если бы через какое-то время сражения возобновились, эти ружья разобранные, тщательно смазанные, оказались бы бесполезны.
Согласно протоколу, фидаинам в Иордании позволялось бдеть в пределах четырехугольника, ограниченного Иорданом, дорогой Салт-Ирбид, сирийской границей и дорогой в Салт-Иордан. Почти в самом центре – Аджлун.
Это происходило внутри нас: словно нас начинал беспокоить какой-то орган, потому что побеспокоили его, или вдруг внезапно мы стали лучше видеть мир, а может, нам так только казалось. Какое-нибудь место, чаще всего пустое, где нет ни человека, ни животного, хотя бы гусеницы, только мох, галька, трава, полегшие злаки, и вдруг все это, все предметы словно намагничиваются один от другого, и все начинает дрожать и трепетать, не двигаясь с места. Оно становилось – или всегда было – эротичным. Такими были луга Аджлуна. Они ждали только сигнала, но от кого?
От одного куста к другому, где под навесами расположился отряд, бродили молчаливые фидаины, одни вооруженные, другие без оружия, настороженные, внимательные, чего-то ожидающие. Переносили ящики с гранатами, чистили ружья.