Влюбленный призрак

Догадываясь, что сын не намерен засиживаться у нее, Жанна повела его на кухню. Поставив урну на стол, она завернула ее в газету и, улыбаясь до ушей, засунула поглубже в сумку.

– Теперь она полностью в твоем распоряжении. Он просил оставить его прах дома, но не уточнял, у кого из нас двоих. Пришла твоя очередь, я только рада от него избавиться. В конце концов, тебе будет полезно возобновить отношения с отцом. В последние годы его жизни вы мало общались… Опять я сказала что-то не то? Почему такой взгляд?

– Не пойму, кто из вас больше чокнутый – ты или папа.

– Видел бы ты себя с этой авоськой! Нет, серьезно, а чем, по-твоему, мы привлекли друг друга? Не будь твой отец малость чокнутым, тебя бы не было на свете, мой милый. Иди препирайся с ним, мне пора одеваться.

7

Тома́ отправился домой. За всю дорогу Раймон не произнес ни слова. В квартире Тома́ он подошел к окну и молча уставился на парижские крыши.

– Ты долго будешь обижаться? – спросил его Тома́.

– Завернутый в газетку, в старой дырявой сумке! Как вы посмели? Я вам что, рыба с распродажи?

– По-моему, ты придираешься к мелочам.

Тома́ стал собираться в дорогу. Положив в сумку паспорт, он застыл с туалетным набором в руках.

– Мало ли что… – пробормотал он, беря пульверизатор с туалетной водой.

Порвав на урне обертку, он приоткрыл крышку и брызнул внутрь туалетной водой.

– Что ты делаешь? С ума сошел? – возмутился отец.

– Когда ты последний раз летал на самолете?

– Не помню. И не вижу никакой связи.

– Доверься мне. Тем более что у тебя нет выбора.

– Учти, Тома́, если в обществе Камиллы от меня будет вонять пачулями, я тебе этого не прощу.

– Еще чего не хватало, это аромат ветивера! А теперь отправляйся куда хочешь, главное, оставь меня в покое, я поужинаю не дома, причем один!

– Чувствую, как горблюсь под тяжестью твоих упреков. Но ты только представь, ожидающее нас небольшое совместное приключение может и для тебя стать возможностью осуществить мечту.

– При существующих обстоятельствах, а также учитывая характер твоей просьбы, не могу понять, какую мечту и каким образом…

– Разве ты никогда не мечтал выступить в Карнеги-холле? Почему бы не воспользоваться этим путешествием, чтобы сделать мечту реальностью?

– Просто потому, что Карнеги-холл находится в Нью-Йорке.

Сочтя этот аргумент исчерпывающим, Тома́ схватил куртку, выскочил из квартиры и побежал вниз по лестнице.

Весна наполняла Париж ароматами обновления. Вовсю цвели каштаны. Тома́ задрал голову, любуясь выступающими среди широких листьев красными и розовыми пирамидками соцветий. Продолжая путь, он пересек сквер, заросший сорняками и заваленный мусором. Неприглядность, в которой тонул красивейший на свете город, не переставала его изумлять. Он гулял по улицам Амстердама, Мадрида, Лондона, Праги, Вены, Будапешта, Копенгагена, Стокгольма и Рима, но ни один из этих городов, не считая Рима, не доходил до такой степени неопрятности. Однажды он поделился этим наблюдением с Софи, и что же прозвучало в ответ? Что он преждевременно состарился. Какая связь между любовью к чистоте и возрастом? Тот давний спор напомнил о множестве сообщений Сержа, приятеля Тома́, постоянно ссорившегося и снова мирившегося со своей подружкой. Тома́ позвонил ему и предложил поужинать в бистро – берясь сам выбрать в каком. Вечер не предвещал особого веселья, но в жалобах друга имелась и положительная сторона. Беды близких напоминают, что наша собственная жизнь не так уж плоха, а бури в их личной жизни лишний раз свидетельствуют, что холостяцкий статус обладает своими плюсами.

Тома́ остановил выбор на своем любимом парижском ресторане, L’Ami Jean. Серж нахмурился, когда им пришлось довольствоваться местами за общим столом, как будто не способствовавшим откровенному разговору, но Тома́ его обнадежил. Соседи не представляли опасности: справа сидели японцы, слева – судя по акценту – австралийцы.

За едой Тома́ был вынужден призвать на помощь весь свой стоицизм. Знай соседи, что ему приходится выносить, они бы сбегали в цветочную лавку и завалили бы его букетами; Тома́ выручило его несравненное умение мысленно уноситься вдаль. Этот талант проявился у него еще на школьной скамье. Лентяй из стихотворения Превера показался бы рядом с ним жалким дилетантом [3]. Этот его дар позволил раскрыться еще одному. С раннего детства Тома́ слышал мелодии: они звучали у него в голове так отчетливо, как будто он внимал им в концертном зале. Волшебные созвучия манили его в воображаемые странствия. Пока Серж загибал пальцы, перечисляя доказательства безразличия своей избранницы, Тома́ витал вместе с Шубертом в облаках. Экспромт до минор перенес его в Стокгольм, свое выступление там он запомнил навсегда. Шведы – замечательные слушатели. Экспромт № 2 напоминал об осеннем дне в Париже, о поцелуях студентки юридического факультета – жаль, он запамятовал ее имя…

– Ты меня не слушаешь? – встрепенулся Серж.

– Что ты, я весь внимание! – воскликнул Тома́, в голове которого звучал Экспромт № 3, напоминание об отце.