Пригласив покоробленного визитера в пустующую кухню, единственное помещение без стеклянных стен, я поплотнее закрыла дверь. В закутке перегорели почти все лампочки, царил неприятный полумрак, гудел холодильник, пахло едой.
– Вы здесь явно не для того, чтобы заказать детский праздник. Так ведь?
Было ясно, что тайм-аут, взятый Протаевыми, закончился, скоро грянет буря.
– Марк Федорович просил вам передать вот это… – Секретарь поставил на стол портфель и вытащил большой конверт, внутри которого угадывалась папка.
– Что это?
– Меня не поставили в известность.
Выполнив несложное поручение, Влад ретировался.
Он уже открывал дверь, когда я опомнилась:
– Может быть, подскажете контакты Софьи? После инцидента сломался телефон, и у меня не вышло восстановить ее номер. Нам нужно договориться о новой встрече.
– Насколько мне известно, Софьи Николаевны сейчас нет в стране, – огорошил меня очкарик. – Она улетела еще на прошлой неделе.
– Как улетела? – опешила я. – Когда?
– Если я не ошибаюсь, то в среду вечером.
– В среду? – недоверчиво переспросила я. Получалась какая-то чепуха. Она просила меня о встрече, а сама в этот день улетела за границу?
– Что-то не так? – вежливо спросил Влад.
– Нет, все в порядке, – я потрясла конвертом. – Спасибо.
Когда бестолковые переговоры с клиентками закончились, я открыла конверт и с удивлением обнаружила полное досье на Марка Протаева, в котором были скрупулезно собраны факты из жизни архитектора, начиная с детской метрики. На первом листе отправитель пришпилил записку:
Не удержавшись, я улыбнулась.
Дача Протаевых находилась в поселке, где любили селиться знаменитости и богатые горожане. Старый особняк поразительно отличался от шикарных дворцов, тесно жавшихся друг к другу высоченными каменными стенами-заборами. Он стоял практически на берегу реки, и, скорее всего, каждую весну стоически переживал половодье.
В гости к матушке Марка нас вез водитель.
– Почему ты не за рулем? – полюбопытствовала я, расправляя на коленях строгую юбку-карандаш.
– Во время семейных встреч мне хочется или напиться, или удавиться, – глядя в окно, пробурчал Марк, пребывавший в отвратительном настроении. – Предпочитаю первое.
Опоздав из-за пробок, мы прибыли уже в густых сумерках, в старом саду с коряжистыми яблонями набухала темнота. Промозглый холод забирался под одежду. От дыхания в воздух вырывались облачка белесого пара. В неярком свете маленьких фонариков, расставленных по краю дорожки, каменные плитки блестели от тонкого ледка.
В досье говорилось, что у близнецов была сводная сестра Ирина, а мать, хранительница очага Елизавета Потаповна, переживала пятый, стремительно угасающий брак с мужчиной – практически ровесником сыновей. Дочь и состояние достались матери Марка от первого замужества за дипломатом, от второго брака с крепко пьющим художником – близнецы и долги, а двух следующих бывших супругов она до сих пор привечала в доме.
Когда мы вошли в гостиную, то вся честная компания уже сидела за круглым столом, накрытым белой шелковой скатертью. На секунду я оробела, увидев старинную фарфоровую посуду с таким количеством приборов, какое мне не приходилось видеть даже в ресторанах. Резные хрустальные бокалы преломляли свет от люстры с тканевым абажуром. Стены, отделанные деревянными панелями, были увешаны картинами неизвестных мне художников. Среди них наметанным глазом я различила и работы, скорее всего принадлежавшие Алексею.
– Вы опоздали! – Елизавета Потаповна встала из-за стола, чтобы позволить сыну поцеловать себя в щеку.
– Здравствуйте, – улыбнулась я и протянула бутылку с красным вином, купленную исключительно ради вежливости. – Это вам.
– Я не пью, – с любезной улыбкой отказалась хозяйка от подарка. Я по-глупому хлопнула ресницами.
– Мама, ты в своем репертуаре, – буркнул Марк, забирая у меня бутылку. – Я попрошу, чтобы ее открыли.
Он исчез за дверью, оставив меня на растерзание зверю. Как-то сразу стало ясно, почему Протаев предпочитал надираться на ужинах с родственниками. Я провела в доме не больше пяти минут и уже пожалела, что не выпила бутылку в машине, когда мы стояли в пробке на выезде из города. Хотя бы воспринимала происходящее с юмором…
Между тем хозяйка дома хлопнула в ладоши и произнесла нараспев поставленным голосом:
– Давайте-ка, я представлю вас нашей семье…
– Зоя, – подсказала я.
– Какое чудесное пролетарское имя! – делано восхитилась женщина.
Кажется, у меня несколько вытянулось лицо. Интересно, только мне одной послышалось «плебейское»?
Она представляла людей, сидящих за столом, не забывая между делом указать регалии. Я приветливо улыбалась и кивала, моментально забывая имена и давая гостям прозвища: лысый адвокат, третий муж, смотрительница галереи, старшая сестра Ирина.