— Если так, то искать преступника следует в недалеком круге общения убитого. Мне только непонятно, зачем убийца стер следы с посуды…
Шура пожал плечами и отправил в рот неизвестно какое по счету печенье.
— Абсолютно посторонний человек был бы уверен, что его невозможно связать с убитым и его пальчики полиции ничего не скажут, — продолжила Мирослава, — но если это был знакомый, то у него имелась причина опасаться быть обнаруженным при снятии отпечатков. И в то же время он оставил отпечатки на ноже…
— Как это по-русски, — проговорил Морис, — «и на старуху бывает проруха».
— Да, это может быть объяснением… — с сомнением в голосе согласилась Мирослава.
— Соседи подтвердили, что Юлия Лопырева, бывшая невеста, угрожала Ольге, — сказал Наполеонов.
— А сестра?
— Дорогая, я не метеор. Хотя после информации о том, что Лопареву задерживали, оперативники поговорили с работниками кафе, побывали в местном отделении полиции и сравнили ее отпечатки с найденными в квартире Ставрова. Нет там ее отпечатков.
Позднее Наполеонов позвонил матери и предупредил, что ночевать останется у Волгиной. Та не удивилась и не возражала, потому что это было обычным явлением.
Медленно лиловели сумерки, когда они расположились на крыльце как кому было удобно. Шура просто сел и поставил ноги на ступени, Мирослава прислонилась спиной к перилам, на которых расположился Дон. А Морис вытянулся во весь свой немаленький рост и стал разглядывать медленно проступающие в небе звезды.
Шура покосился на него и проворчал:
— Ну почему одним — все, а другим — самую малость?
Природа действительно не поскупилась при сотворении Мориса Миндаугаса — рост около двух метров и фигура, как у викингов, какими их изображали на старых гравюрах. Только светлые волосы довольно коротко пострижены, и голубые глаза меняют оттенок от светло-голубого, почти прозрачного, до бирюзового или серого с холодком — в зависимости от настроения Миндаугаса.
На ворчливые причитания Шуры Морис только лениво улыбнулся.
Наполеонов вздохнул и положил руку на гитару, которую Мирослава предусмотрительно принесла из комнаты, считавшейся в этом доме Шуриной, и положила рядом со следователем. Пальцы Шуры легко пробежали по струнам любимого инструмента.
А когда он заметил, что Морис и Мирослава приготовились слушать, взял гитару в руки и спустя полминуты запел красивым, сочным баритоном:
— Хорошо, — тихо обронил Морис.
А Мирослава приобняла Шуру и точно так же, как Дон, прижалась к нему головой и ласково потерлась:
— Шурочка, ты восхитителен.
Наполеонову этого было вполне достаточно для счастья. Посидев еще полчасика, они разошлись по своим комнатам.
Глава 10
Солнце рассыпало блики сквозь ветви тополей. День обещал быть жарким. Наполеонов понадеялся было на неведомо откуда приплывшую маленькую тучку. Но кудрявая крошка всего лишь заставила солнце моргнуть пару раз и, не пролив ни капли дождя на землю, уплыла прочь.
Наутро у Шуры была назначена встреча с сестрой Ольги Данилиной Татьяной Станиславовной Тереховой. Женщина оказалась пунктуальной и пришла за 5 минут до назначенной встречи.
— Татьяна Петровна Терехова? — спросил Наполеонов смело шагнувшую в его кабинет женщину.
— Она самая.
— Следователь Александр Романович Наполеонов.
— Не могу сказать, что очень приятно, — горько усмехнулась она, — но догадываюсь, что необходимо.
Наполеонов согласно кивнул и окинул ее оценивающим взглядом. Сестра Ольги Данилиной напоминала ему одновременно и ту утреннюю, не оправдавшую его надежд тучку, и горного барашка. Вероятно, такую ассоциацию вызывали темные кудри женщины и ее несколько упрямый взгляд.
Шура вздохнул про себя и предложил посетительнице сесть. Он задавал ей стандартные вопросы, и она старательно отвечала.
О конфликте в «Рябинушке» с Лопыревой он не узнал ничего нового. Татьяна была уверена, что Ольга до появления Юлии возле порога своей квартиры и не подозревала о ее существовании.
— Я не понимаю, зачем скандалить, — сказала Терехова, — многие расстаются. Во всяком случае, эта Юлия не первая и не последняя.
— Возможно, девушка страстно любила Ставрова? — обронил Наполеонов.
— Как же, любила она его, — фыркнула Татьяна, — скорее его деньги.
— Но ведь и Ольга…