Влюбляясь в темноту

Иногда мы также присваиваем себе счастье. К вам приходит друг, вы обнимаете его и говорите: «Как здорово!» Вы испытываете огромную радость, обнимая своего друга! Но задумывались ли вы когда-нибудь о том, что, если бы друг, который обнимает вас, продолжал обнимать вас десять, пятнадцать или двадцать минут и не отцеплялся от вашей шеи, вам бы захотелось вызвать полицию, чтобы избавиться от него: «Что делает этот человек?» И если ваш друг продолжает вас обнимать на протяжении часа или двух, тогда его объятия будут ощущаться как петля виселицы.

Если бы это было блаженство, оно бы усиливалось. То блаженство, которое вы испытывали в течение одной секунды, должно бы было усилиться в десять раз за десять секунд. Так что это было не блаженство, это было только воображение, оно исчезло через мгновение. Только воображаемые вещи исчезают, истинное — вечно. Воображаемое временно. Знайте, все мимолетное — это плод воображения. А то, что есть, бесконечно, вечно — то, что длится не одно мгновение, — вне времени, оно никогда не может умереть. Оно есть, оно есть, есть. Оно было, оно будет, будет. Никогда не наступит момент, когда оно прекратит существование.

Удовольствие, которое превращается в боль, — знайте, что это что-то воображаемое. Это вовсе не было удовольствием. И все удовольствия, которые мы знаем, способны превратиться в боль.

Когда вы едите и думаете, что еда вкусная... Если бы вы продолжали есть, то спустя какое-то время удовольствие от приема пищи превратилось бы в боль. И если бы вы и дальше продолжали есть — как это делают многие люди, которые не могут остановиться, — тогда вся их жизнь была бы мучением от боли из-за приема пищи.

Иногда врачи шутят, что только половина того, что вы съедаете, используется для вашего питания, вторая половина вашей пищи — это питание для вашего врача.

Если вы сократите объем съедаемой пищи вдвое, вам больше не потребуется врач. Многие заболевания случаются вследствие переедания, после чего следует визит к врачу. Если мы продолжаем переедать, пища превращается в яд. Из-за переедания можно умереть.

Кто-то поет вам песню, и вы говорите: «Как прекрасно. Спой еще раз!» Тогда он поет ту же песню еще раз, и вы не говорите: «Какое удовольствие», — вы молчите. Если он споет ее в третий раз, вы скажете: «Теперь достаточно». Если он споет в четвертый раз, вы скажете: «Извини, пожалуйста». Если он сделает это в пятый раз, вы попытаетесь сбежать. А если двери окажутся заперты и вам придется слушать ее в шестой раз, у вас начнется головокружение. Если же он будет и дальше продолжать, тогда вы сойдете с ума. Та же песня, которая доставляла удовольствие при первом прослушивании, сведет вас с ума.

Если бы это было удовольствием, тогда после десяти прослушиваний ваше удовольствие стало бы в десять раз больше. Используйте это в качестве критерия для блаженства. Считайте это критерием: если удовольствие носит временный характер, а его повторение приносит боль, то это вовсе не удовольствие. Должно быть, вы вообразили, что это радость. Вы однажды это придумали, но трудно заставить воображение работать во второй раз, а в третий раз вообразить это стало еще труднее, а спустя десять раз воображение было вырвано с корнем: вещи стали выглядеть ясно — такими, как есть. Все наши удовольствия превращаются в боль.

Наши удовольствия — это боль, мы лишь воображаем удовольствие, извне полагая, что это удовольствие. Как долго можно поддерживать воображаемое удовольствие? Мы не испытывали никакого блаженства, мы просто его вообразили. Все, что мы знаем, — это страдание. Но почему мы так все придумали?

Мы использовали свое воображение, потому что без него страдание убило бы нас. Если мы не будем воображать удовольствие, как мы будем жить в страдании? Поэтому, создав сеть ложных удовольствий, мы пытаемся отодвинуть горе подальше, мы стараемся забыть его. Вся наша жизнь — это попытка забыть свое страдание и ничего более. Долгие усилия, чтобы забыть горе.

Фридрих Ницше много смеялся. Кто-то спросил его:

— Почему вы так много смеетесь? Вы очень счастливы?

Ницше ответил:

— Не спрашивайте меня об этом, пожалуйста, не спрашивайте. Причина моего смеха прямо противоположна.

Его друзья сказали:

— Какая еще может быть причина, кроме того, что ты испытываешь блаженство?

Ницше сказал:

— Просто оставьте эту тему. Причина совершенно противоположна блаженству. Блаженство — вовсе не причина.

Его друзья настаивали:

— Пожалуйста, скажи нам, в чем причина.