Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына

В дореволюционной России, которая так люба Солженицыну, травля евреев, дискриминация, ограничительные законы, погромная агитация, распространение мифов о жидо-масонском заговоре, об иудейских ритуальных убийствах, о еврейском засилье, спаивании, так называемой еврейской эксплуатации, уклонении от воинской повинности, о ведущей роли евреев в революционном движении — были не самоцелью, а оружием борьбы властей против русского народа. Натравливание на евреев было лучшим способом держать его в узде, ибо, как отмечал еще Герцен, не может быть свободным народ, порабощающий другие народы. То же самое многократно усилилось в Советской России, хотя поначалу и маскировалось борьбой «атакующего класса» с «буржуазными элементами», но среди них евреи были представлены особенно «густо», тогда как во власти участвовала лишь горстка «отщепенцев», да и тех стали изгонять железной метлой, как только появилась первая генерация образованцев «коренной» национальности. А в позднесталинскую эпоху евреев «назначали» врагами России (или врагов системы назначали евреями): космополитами, сионистами, низкопоклонниками, наймитами, литературными власовцами Солженицерами.

Суть происходившего и до и после 1917 года лучше всех выразил В. Г. Короленко — в обращении «К русскому обществу» в связи с делом Бейлиса. Я его цитировал, но не вижу греха повторить:

«Те самые люди, которые стоят за бесправие собственного народа, всего настойчивее будят в нем дух вероисповедной вражды и племенной ненависти. Не уважая ни народного мнения, ни народных прав, готовые подавить их самыми суровыми мерами, — они льстят народным предрассудкам, раздувают суеверие и упорно зовут к насилиям над иноплеменными соотечественниками».

Солженицын этого не понимает либо, понимая, не принимает. В первом томе дилогии он исходил из того, что царь и народ — едины, власть и народ — едины, а воду мутят всякие «отщепенцы», преимущественно евреи, хотя, попадаются среди них и русские. Во втором томе песочные часы перевернуты, здесь власть, «густо окрашенная» евреями и опирающаяся на еврейство, обрушивает неисчислимые кары на русский народ.

Так мы приходим к тому, с чего начали. Из широкого спектра различных течений и настроений российской общественной мысли Солженицын наследует не ту традицию, выразителями которой были Л. Толстой, В. Короленко и десятки других деятелей гуманистического направления, а традицию «патриотов» типа М. О. Меньшикова, В. В. Шульгина, А. С. Шмакова и родственных им идеологов.

Двенадцать лет А. С. Солженицын потратил на эту тысячестраничную книгу, опирающуюся на тысячи односторонне подобранных, а часто и подтасованных источников, и не заметил, как по ходу этой доблестной работы из бывшего зэка сам превратился в конвойного!..

 Согласно интернетовской gazeta.ru, «главную идею книги [Солженицына] можно пересказать одной фразой: ответственность за „великий перелом“ России в XX веке вместе с русскими делят и евреи; и тем и другим необходимо раскаяние, „раскаяние взаимное — и ВО ВСЕЙ ПОЛНОТЕ СОВЕРШЕННОГО“».

Главная или не главная это идея, — можно спорить, но бесспорно то, что такова, по крайней мере, одна из его идей, причем раскрыта она однобоко, ибо евреям Александр Исаевич предъявляет длинный, с бухгалтерской скрупулёзностью составленный счёт, их вины густо окрашивают все тысячу сто страниц; а ответственность русских только абстрактно декларируется.  Но если бы она не только декларировалась, это мало бы что исправило. Русским надо каяться перед самими собой. Да и не каяться, а осознать собственные ошибки и заблуждения, без чего невозможно их преодоление.

Я, как умел, показал, что «великий перелом» в России произошел в результате самоубийственной, саморазрушительной политики царя и его окружения. Царский режим был антинародным, и такой же была его политика; потому ни русский народ, ни еврейский, ни какой-либо другой ответственности за нее не несет. А если бы и можно было говорить о народной вине в каком-то высшем, метафизическом плане, то непонятно, в чем следует ее видеть — в том ли, что народ слишком долго терпел царский режим, или в том, что его сбросил. То же самое относится к большевистскому режиму, который народ, слава Богу, тоже сбросил, да снова получил не то, на что надеялся. В любом случае, под железной пятой большевизма все народы России искупили свою гипотетическую вину такими колоссальными жертвами, что колоть им ею глаза — жестоко и немилосердно.