Вместе с флотом

3 декабря. С 18 часов начали предупреждающие налеты на аэродром Хебуктен, тем самым отвлекая внимание противника от беломорской группы конвоя. Она идет без потерь и сегодня должна быть в Архангельске.

14 декабря. Все время держится отвратительная погода, поэтому использовать авиацию по-настоящему до сих пор не удалось. А конвои с запада идут. Позавчера из Англии вышел очередной конвой: 19 транспортов, в том числе два танкера — один с бензином в Белое море, другой с нефтью в Кольский залив. Их прикрывают, помимо корветов-конвоиров и миноносцев, две группы кораблей — крейсерская и линейных сил. Вторую группу возглавляет линкор «Дюк оф Йорк» («Герцог Йоркский»), на котором, по сообщению английской миссии, находится командующий британским флотом метрополии адмирал Фрэзер. С чего бы? Неужели для того, чтобы лично убедиться, в каких условиях осуществляется проводка конвоев через Северную Атлантику? В миссии переполох. Начальник ее, Арчер, человек заносчивый, не в пример своему предшественнику Фишеру, попытался использовать предстоящий визит Фрэзера и задал мне уйму вовсе не обязательных вопросов. В частности, он потребовал дать ему сведения по авиации для доклада своему командующему, полагая, что при словах «для командующего флотом метрополии» мы будем так потрясены, что все немедленно

[197]

дадим ему. Очень неприятная личность этот Арчер. Я уже просил о том, чтобы его убрали от нас [48].

Прибытие линкора «Дюк оф Йорк», крейсера «Ямайка» и четырех миноносцев ожидается послезавтра. Через двое суток после этого должна прибыть крейсерская эскадра. Конвой придет двадцатого.

Для чего же все-таки жалует сюда Фрэзер?

16 декабря. «Дюк оф Йорк», «Ямайка» и четыре миноносца прибыли в назначенное время. С английского линкора тут же запросили семафором, когда адмирал Фрэзер может нанести визит командующему Северным флотом Советского Союза. В ответ на это я сообщил, что готов прибыть сам, но прошу назначить время. Тотчас последовало приглашение, и я отправился на линкор, имея уже соответствующие сведения о Фрэзере. Это видавший виды «морской волк», один из нынешних столпов Британского адмиралтейства. Биография его мне известна, поэтому, когда один из моих собеседников-англичан (начальник штаба Фрэзера) спросил, знаю ли я, что адмирал бывал в России, между нами состоялся краткий, но любопытный разговор.

— Знаю, — ответил я.

Собеседник (придав таинственное выражение своему лицу):

— И что адмирал воевал против большевиков?

— Знаю, — снова ответил я. — Осенью восемнадцатого года, на Каспии, вместе с генералом Денстервиллем.

Собеседник (удивляясь, но все еще желая поразить меня):

[198]

— И что большевики посадили адмирала в тюрьму?

— Знаю, — опять ответил я.

Тогда собеседник решил удивить меня явным сюрпризом:

— И что адмирал Фрэзер благодарен за это большевикам?

Тут я действительно удивился, и торжествующий начальник штаба объяснил:

— Потому что в тюрьме, где сидел адмирал Фрэзер, плохо кормили, и это дало ему возможность излечиться от язвы, которая мучила его.

Присутствовавший при беседе Фрэзер, улыбаясь, сам подтвердил это.

Пришлось признаться, что такой подробности, означавшей весьма своеобразную признательность британского адмирала большевикам, я не знал...

Как любезный хозяин, Фрэзер показал мне весь линкор, производящий внушительное впечатление, и даже пригласил в корабельную пекарню, где нас угостили довольно-таки вкусными свежеиспеченными булочками.

Съев булочку, я похвалил и ее и пекарей, что привело в конце визита к неожиданности. Когда мы уже сошли с линкора, вслед за нами был спущен на палубу катера объемистый мешок, в котором оказалось изрядное количество булочек.

Так сказать, верх гостеприимства.

Все же мне пока не совсем ясно, с какой целью прибыл к нам командующий британским флотом метрополии в самый разгар полярной ночи.

17 декабря. Нынче Фрэзер и его штаб нанесли ответный визит. Мы устроили обед в честь гостей, а после обеда перед ними выступил наш флотский ансамбль, начавший, как повелось по общему желанию всех на флоте, с прекрасной песни поэта-североморца Николая Букина и композитора Евгения Жарковского, пришедшего к нам на Север еще в первые дни войны. Много раз я, как все на флоте, слышал волнующую каждого моряка песню «Прощайте, скалистые горы», посвященную североморцам, и всякий раз она снова и снова отзывается в сердце. Особенно в тяжелые минуты. Знаю ее наизусть и мысленно произношу вместе с певцами:

...Но хватит для битвы огня.
Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,
Как море мертво без меня...

[199]

Гости в полном восторге от ансамбля, особенно от танцев и нескольких песенок, исполненных на английском языке. Даже упрашивали отпустить ансамбль на две недели с ними в Скапа-Флоу и в Розайт.

В общем, встретили мы английских гостей как настоящих союзников.