Вместе с Россией

В четверть часа офицеры доскакали до села Киверцы, где стал на отдых мортирный дивизион полковника Мезенцева. Сухопаров еще раз поразился умению русского солдата обживать любую мало-мальски продолжительную стоянку. Мастеровитые артиллеристы соорудили подле своих просторных палаток, напомнивших силуэтом средневековые боевые шатры, деревянные высокие качели. Высокие тесовые навесы со столами и лавками красовались рядом с полевыми кухнями…

На качелях вовсю веселились молодые солдаты с деревенскими молодками, а дожидавшиеся своей очереди кавалеры покрикивали на них, чтобы скорее освобождали места. Все вместе слегка напоминало довоенную деревенскую ярмарку. Впечатление о ней дополняли с десяток солдат-лаптеплетов, которые под деревом соревновались в своем искусстве, окруженные толпой зрителей.

Офицерские палатки, среди них и брезентовый шатер полковника, стояли чуть в стороне, на опушке буковой рощи. На земле у входа в командирскую палатку кипел огромный самовар. Офицеры спешились. Мезенцев откинул полог шатра и пригласил гостя в свой мягкий дом.

— Располагайтесь, Сергей Викторович, а я распоряжусь по хозяйству, как в добрые старые времена… — пошутил полковник.

Сухопаров огляделся внутри палатки. Обстановка была почти спартанской. Походная кровать застелена пледом, окованный железом казенный сундук с документами и деньгами. Другой, попроще — видимо, с имуществом хозяина. Чисто выскобленный деревянный стол на козлах. Вокруг него — диссонирующие с обстановкой типично немецкие мягкие кресла.

Вошел Мезенцев и перехватил взгляд подполковника.

— Господин инспектор Генерального штаба, разрешите доложить, — шутливо начал хозяин. Сухопаров с улыбкой оборотился к нему.

— Взято взаимообразно в немецкой колонии, разбитой моими гаубицами… Кирпичные дома фольварка австрийцы превратили в маленькую крепость и поливали оттуда нашу пехоту из пулеметов… Вообще-то мы не балуем, имущество населения не грабим и женщин не насилуем. Не то что немцы. У супостата грабеж ведется организованно: все ценное захватывается и отправляется в тыл, причем не брезгуют этим даже офицеры…

— А как у нас? — поинтересовался Сухопаров.

— У нас грешат изредка только казаки… Им есть на чем возить чужое добро, — пояснил полковник. — Конечно, не громоздкое… Недавно пострадал от них городок Тысменица, но население упало в ноги командующему армией. Лечицкий наказал греховодников и издал приказ, в котором запретил «приобретать у населения товары без уплаты стоимости таковых».

— Изящная формулировка!.. — улыбнулся Сухопаров.

Приятели расположились в креслах, денщик внес кипящий самовар и все принадлежности для чайной церемонии. Мезенцев выразительно посмотрел на солдата, тот исчез на мгновение и вернулся с парой бутылок коричневой жидкости.

— Местные шинкарки называют это пойло коньяком… — пояснил хозяин. — По цене-то оно похоже, а вот по вкусу…

— За встречу! — подняли офицеры стопки. Сухопарову обожгло горло, а Мезенцев как ни в чем не бывало только крякнул и запил колодезной водой.

— Что нового в Петрограде? — поинтересовался полковник. — До нас тут доходят разные слухи… — неопределенно покрутил он рукой в воздухе.

— Не очень ладно у нас в столице… — протянул Сухопаров, а про себя подумал, можно ли откровенничать с человеком, хотя и симпатичным, но, по существу, не близким знакомым. Осторожность и рассудительность были чертами характера Сергея Викторовича. Однако общее критическое настроение офицерства по отношению к высшим сферам захватило и его.

Хитрый сибиряк понял его правильно и не стал сразу допытываться о том, что его интересовало. «Попривыкнет и все расскажет сам!» — решил Мезенцев. Вслух он задал лишь вопрос, волновавший его со времени отъезда из Петрограда в действующую армию.

— Как поживает Анастасия Петровна?

— Преотлично! — оживился Сухопаров. — Ей выпало большое счастье: Алексею удалось бежать из австрийской тюрьмы буквально за два часа до расстрела. На этих днях должен прибыть в Петроград…

Мезенцев испытывал сложные чувства, слушая гостя. Он и обрадовался за товарища, что ему удалось вырваться из лап смерти. И порадовался за Анастасию, дождавшуюся мужа. Вместе с тем, к стыду своему, испытывал сожаление о том, что теперь Анастасия становится еще более далекой, а его любовь — совсем ей ненужной. Как всякий безнадежно влюбленный, он надеялся на чудо. Не желая зла Соколову, Мезенцев вовсе не задумывался о его возвращении.

— А как же удалось ему бежать? — возник теперь у него вопрос.

— О-о! — с восторгом протянул Сухопаров. — Если бы эту историю придумал какой-нибудь Конан-Дойль, то ему никто бы не поверил!.. А дело сделалось просто, как репка. Наши чешские соратники уговорили тюремного капеллана помочь русскому герою. Священник согласился разыграть историю, будто Соколов оглушил его, когда пастор пришел исповедовать заключенного в ночь перед казнью, переоделся в костюм капеллана и был таков!

— Так это уже второй побег Алексея? — уточнил Мезенцев.