- Так что, ваше высокородь, ерманского шпиена объявить!
- Где он? - изумился полковник.
- Наводчик второго орудия, бонбардир Василий Медведев, ваше высокородие! - четко, словно на занятиях по словесности, изложил Сударьков.
- Дурак ты, братец! - кратко резюмировал командир дивизиона. - Медведев - образцовый наводчик, лучший в дивизионе...
- Никак нет, ваше высокородие, шпиен он и листки разные нижним чинам подсовывает! Вот!..
Сударьков достал из папахи какие-то сложенные бумажки и протянул их командиру. Мезенцев взял листки, развернул. Это были затертый и треснувший на сгибах экземпляр газеты "Социал-демократ" и листовка - обращение Петербургского комитета РСДРП к рабочим и солдатам, в которой рассказывалось о восстании моряков в Кронштадте. Мезенцев пробежал глазами несколько слов призыва к единению революционной армии с революционным пролетариатом и всем народом.
Телефонист стоял навытяжку и буравил глазами командира. Мезенцев повертел в руках листки, отложил на стол.
- Где ты их взял? - резко спросил солдата.
- Так что из его вещевого мешка вытянул, ваше высокородь!
- Что же, ты и по остальным мешкам шаришь? - брезгливо спросил полковник.
- Никак нет, вашскородь! Господин фельдфебель нам разъясняли насчет врага внутреннего и как германец листовки супротив царя и царицы разбрасывает... Так что я подсмотрел, куды он их прячет, и выхватил!..
- Хорошо! Иди! - сухо сказал Мезенцев. - Я произведу дознание!
Сударьков повернулся кругом, демонстрируя хорошую строевую выправку, и вышел в сени.
Мезенцев прибавил огня в керосиновой лампе, присел на лавку к столу и снова взял в руки листки.
Другие заботы одолевали его. С утра приказано было начинать артиллерийскую подготовку наступления. Оказалось, что передовой склад боевых припасов остался в деревне Талут, в 15 верстах от позиции его дивизиона, но и там находится только однодневный запас. Тыловой огнесклад с 4-5-дневным запасом отстоял от Талут за 30 верст, и к нему вела лишь донельзя разбитая грунтовая дорога, которая ввиду близкой распутицы грозила превратиться в непроезжую.
Полковника бесила нераспорядительность армейского начальства. Он предвидел, что огонь его гаубиц очень скоро захлебнется от недостатка боевых припасов, которые валяются попусту в тылу.
- Поистине, эти бездарные рамолики опаснее врагов! - зло ворчал командир дивизиона, разглядывая схему позиций германцев.
Появление Сударькова с доносом вначале отвлекло его от горьких мыслей, а затем ввергло в еще более тягостные размышления о подлости человеческой натуры.
71. Деревня Черемшицы, у озера Нарочь, март 1916 года
Мезенцев с первого появления Медведева на батарее симпатизировал развитому, умному и спокойному бомбардиру, который сразу завоевал большой авторитет у его артиллеристов. Полковник, как и подавляющее большинство офицеров, не интересовался политикой. Однако бездарность высшего командования, проигрывавшего противнику одну операцию за другой, развал снабжения действующей армии, коррупция, с которой он столкнулся, прослужив несколько месяцев в ГАУ, породили и у него недовольство и протест. Правда, начало шестнадцатого года принесло некоторое улучшение снабжения передовой линии. Появилось достаточное количество снарядов, хотя нераспорядительность интендантов, хранивших эти припасы далеко в тылу, оставляла передовую линию на голодном пайке. Поэтому улучшение снабжения не приносило успокоения и уверенности в завтрашнем дне.
Мезенцев видел, что солдаты устали от войны. Жандармерия то и дело перехватывала крамольные письма нижних чинов. Как штаб-офицер, он знакомился недавно с отчетом военно-цензурного отделения своего фронта, в котором говорилось: "...Пожелания мира продолжают высказываться в значительном количестве писем из армий... за последнее время в армию проникают мысли о социальных переменах... больной вопрос, безусловно, составляет возрастающая дома дороговизна предметов первой необходимости и бездействие будто бы власти в этом жизненном для населения вопросе".
Ставка приказывала "при проявлениях сильного расстройства дисциплины" "действовать решительно, без всяких послаблений, пресекая в корне оружием всякую попытку колебания дисциплины".
Мезенцев недолго раздумывал. Жандармский сыск ему претил. Он знал, что если даст ход делу, то в дивизион нагрянут следователи военной прокуратуры, чины охранного ведомства и контрразведки, соберут военно-полевой суд, и Василий Медведев, как большевик, будет повешен. Мезенцев не хотел этого. Он решил отложить свое решение до окончания большого боя. Авось что-нибудь и прояснится...
К полудню следующего дня артиллерийская подготовка наступления была закончена. Но полного отбоя или команды перенести огонь в глубь вражеских позиций Мезенцев не получал. Его гаубицы продолжали бросать редкие снаряды по блиндажам германцев, изредка посыпая окопы шрапнелями. Неприятель огрызался из-за второй линии.