Настя не обращала внимания на пьяную болтовню Гриши, и его это очень задевало.
- Скоро весь этот сброд, - Гриша качнул пьяной головой в сторону зала, - будет валяться у меня в ногах!.. Захочу - помилую, захочу - казню... Мы отодвинем самого Николая и его проклятую немку... В монастырь, как при Василии Третьем!.. Только Николай Николаевич достоин взять скипетр и державу... Если мы их ему подадим. А захотим - и раздумаем... Есть ведь еще и Михаил Александрович!.. А может, и вовсе республику объявим, вроде французской, хотя Англия лично мне симпатичнее, а полковник Нокс милее во сто крат, чем этот упрямый Алексеев, начальник царского штаба...
"Вот еще не хватало попасть под наблюдение полиции из-за этого пьяного дурака!.." - подумала Настя. Она искала момент, когда сможет, не привлекая общего внимания, ускользнуть из-за стола, и наконец он наступил.
Извиваясь, словно змея, и падая перед наступлением партнера, мимо столика снова скользнула балерина. Гриша повернулся всем телом вслед за волной запахов. Настя поднялась и, высоко держа голову, не оборачиваясь на восхищенные взгляды мужчин, двинулась к выходу. Ей пришлось пройти через зимний сад, в укромных уголках которого раздавался игривый смех женщин и самоуверенные голоса мужчин.
Она вышла в вестибюль и спросила пальто. Дюжий гардеробщик сразу подал его, и тут появился Гриша. Он почти твердо держался на ногах, но его черные глаза источали злобные молнии.
- Почему ты уходишь не прощаясь? - сквозь зубы прошипел он.
- До свиданья, Григорий, - сухо ответила Настя. - Я не хочу здесь больше находиться, мне противно...
- Ах ты, какая патриотка, - пьяно протянул молодой человек. - Тебе стало обидно за серых героев, которые в это время проливают свою кровушку на фронте? - издевательски спросил он.
- Мне стало обидно за тебя, - коротко отрезала Настя.
- Ну тогда у меня еще не все потеряно, - иронически осклабился Григорий.
- Как раз у тебя - все, - уточнила Настя. - И прошу больше не затруднять себя...
- Ты плохо воспитана, сестра милосердия, - грубо схватил Григорий Настю за руку. - Раздевайся! Побудь со мной еще минутку! - протянул он слова модного романса.
Кровь прихлынула у Насти к лицу. Она вырвала свою руку и смерила Григория таким выразительным взглядом, что он начал трезветь. Неизвестно откуда возникший метрдотель, похожий на лорда, неслышно встал рядом с ними. Настя резко повернулась и твердыми шагами направилась к двери. Швейцар распахнул ее перед молодой женщиной.
- Я уже кликнул извозчика-с, - с симпатией прошептал он Насте.
- Спасибо, - машинально ответила она.
"Какая же огромная пропасть между моим Алешей и этим мерзким барчуком..." - подумала Настя. Она страдала, казнила себя за то, что поддалась на уговоры нахального и, как оказалось, подлого Григория, пошла в это гнездо разврата.
Свежий морозный воздух охватил ее. Светила луна, искрился снег. Заботливый петербургский "ванька" предупредительно держал раскрытую медвежью полсть, готовый укрыть ею седока. На улице Насте стало немного легче.
- На Знаменскую, - коротко сказала она. Сани заскользили.
"А ведь за болтовней Григория что-то скрывается... - подумала Настя. Эх, кабы Алеша был рядом... Неужели сегодняшний ресторан - измена Алексею?! Нет, никогда больше не преступлю долга перед любимым!"
Хрустели снежинки под полозьями саней, уплывали назад газовые фонари, а вместе с ними и вертеп, где развлекались "герои" тыла.
"Как это все гнусно и низко, - думала Настя. - Люди голодают, женщины стоят по ночам в очередях за продуктами... Солдаты гибнут на фронте, калеки рыдают, зачем их не прикончил нож хирурга, ведь теперь им одна дорога - на паперть. А эти хлещут шампанское и коньяк, заедают икрой и трюфелями... Когда же грянет революция, чтобы смести всю эту нечисть! Скорее бы приехал Алексей - рядом с ним будет легче..."
70. Деревня Черемшицы, у озера Нарочь, март 1916 года
В конце февраля германская армия обрушилась на французскую крепость Верден. Тяжелые снаряды крупповских пушек высекали сначала только искры из броневых колпаков капониров, но калибры были увеличены, и скоро в фортах крепости начался кромешный ад. Яростно устремились в наступление германские полки после девятичасовой артиллерийской подготовки. В первый же день они взяли французскую линию окопов. Завязалось огромное сражение.
Французский главнокомандующий генерал Жоффр только через пять дней после начала немецкого наступления понял его значение и отдал приказ "задержать противника любой ценой". Как и всегда, когда на Западном фронте союзникам становилось тяжело, они немедленно принялись нажимать на русскую Ставку, понуждая ее поскорее двинуть дивизии и корпуса в наступление, лишь бы ослабить давление немцев на западе.
После соответствующей шифровки из Парижа Палеолог ринулся в петроградские салоны создавать общественное мнение о необходимости скорейшего русского наступления, а генерал По, начальник французской военной миссии в России, явился в Ставке к генералу Алексееву. Он передал ему письмо, в котором дословно приводил телеграмму Жоффра; в ней говорилось: