Через несколько минут, показавшихся Палеологу часами - так он хотел скорее увидеть императора, - посла пригласили в кабинет царя.
Николай Романов был в походной форме. Он стоял у окна, потирал себе висок, словно мучимый мигренью.
Посол почтительно поклонился монарху и ждал, что его пригласят сесть. Но царь словно забыл о кожаных креслах, стоящих в кабинете, и продолжал стоять. Послу тоже пришлось стоять.
- Я хотел, - негромко говорит Николай, - выразить вам свое удовлетворение позицией Франции. Показав себя столь верной союзницей, ваша страна дала миру незабвенный пример патриотизма и лояльности. Прошу вас, господин посол, передать правительству Франции и особенно моему другу президенту сердечную благодарность...
"Неужели это все, ради чего я качался на яхте и ждал в приемной?.." недовольно думает посол, но с умилением старого дипломата льстивым голосом произносит ответную речь.
- Правительство республики будет очень тронуто благодарностью вашего величества, - начинает Палеолог, заведомо зная, что российский самодержец терпеть не может даже слово "республика". Но посол подчеркивает именно его и продолжает, искусно придавая голосу волнение, которого вовсе не испытывает. - Мое правительство заслужило ее тою быстротой и решительностью, с которыми выполнило союзнический долг, когда убедилось, что дело мира погублено...
Палеолог хорошо знает, что произносит лживые и пустые слова, поскольку Франция еще никакого своего союзнического долга не выполнила, а, наоборот, делала и делает все, чтобы заставить Россию осуществить тот план военных действий, который будет выгоден Франции и совсем невыгоден России.
- В роковой день, когда бессовестный враг объявил войну России, патетически восклицает посол, - мое правительство не колебалось ни единого мгновения...
- Я знаю, знаю... Я всегда верил слову Франции... - перебивает посла Николай. Подбирая слова, царь медленно и задумчиво выражает надежду, что соединенной мощью Антанты через три-четыре месяца Срединные империи будут повержены.
Палеолог согласен с государем, но искусно переводит разговор на опасности, которые угрожают Франции. Немцы еще не начали наступление на Париж, они топчутся в Люксембурге и застряли у фортов Льежа в Бельгии, но посол не жалеет усилий, чтобы толкнуть неотмобилизованную русскую армию на крепости Восточной Пруссии и Торн, дабы оттянуть германские корпуса на восток.
- Какой ужасной опасности подвергнется Франция в первые же дни войны, закатывает глаза посол. - Французской армии придется выдержать страшный натиск двадцати пяти германских корпусов... Я умоляю ваше величество предписать вашим войскам перейти в немедленное наступление, иначе французская армия будет раздавлена. Тогда вся масса германцев обратится против России.
- Милый посол, не волнуйтесь так, - отвечает на паническую тираду Палеолога Николай. - Как только закончится мобилизация, я дам приказ идти вперед. Мои войска рвутся в бой. Наступление будет вестись со всею возможной силой. Вы, впрочем, знаете, что великий князь Николай Николаевич обладает необычайной энергией...
Посол доволен. Он получил заверения самодержца, о которых сегодня же сообщит шифрованной телеграммой в Париж. Кроме того, он имеет основание говорить об этом во всех салонах. Результат неплохой, и Палеолог с удовольствием болтает еще о том о сем. Николаю беседа не доставляет особенного удовольствия, но он поддерживает ее, демонстрируя свои знания военной техники, наличного состава германской и австро-венгерской армий, позиций Турции и Италии...
Неожиданно Николай замолкает, нерешительно мнется и вдруг заключает посла в объятия.
- Господин посол, позвольте в вашем лице обнять мою дорогую и славную Францию.
Так же внезапно царь отпускает посла, и Палеологу становится ясно, что аудиенция окончена.
35. Новая Знаменка, август 1914 года
С чувством исполненного долга покинул Палеолог царскую виллу "Александрия". Садясь в карету, он еще раз оглянулся на уютное здание летней резиденции царя, а сам уже прикидывал дорогу до Знаменки.
Мысленно набросав депешу в Париж, посол принялся продумывать предстоящую беседу с великим князем. Перед внутренним взором француза возник человек гигантского роста с длинным лошадиным лицом и белесыми злыми глазами.