Николай Николаевич подводит Палеолога к большому столу, заваленному картами. Водя кривым, желтым от никотина пальцем по листам, он начинает объяснять свой план действий. Великий князь говорит, что первая группа армий будет действовать против Восточной Пруссии, вторая - в Галиции против Австро-Венгрии, а третья воинская масса, собираемая в Польше, назначена покатиться на Берлин, как только фронт в Галиции "зацепит" и "установит" неприятеля. Он целиком повторяет тезисы военной игры в Киеве, хотя сам был ее первым противником.
Между делом Николай Николаевич опрокидывает второй бокал в свой большой и красный рот и, все более вдохновляясь, расписывает представителю союзника, как лихо его войска начнут колошматить немцев.
С хитреньким выражением глаз Палеолог следит за всеми его движениями по карте, чтобы вечером живописать свой визит в Знаменку в дневнике, который, как он уверен, войдет в историю, и в документе, который посол отправит на Кэ д'Орсе.
Палеолог хорошо знает - ему рассказывал об этом сам Пуанкаре, - что депеши французского посла в Петербурге из-за их яркости и великолепного литературного стиля внимательно читают в Париже даже "бессмертные"*, если, конечно, имеют к ним доступ.
______________
* Так называют членов Французской академии, избираемых из числа выдающихся писателей и ученых страны.
Поэтому посол уже сейчас подбирает слова, которыми он опишет этого человека гигантского роста, потомка русских бояр, вспыльчивого, деспотичного, непримиримого... Прекрасно зная и способствуя развитию недостатков великого князя, чтобы обратить их на пользу Франции, Палеолог не станет писать, что великий князь - тщеславный, неумный, вздорный и капризный грубиян, рекордсмен-матерщинник российской армии, способный отрубить голову любимой борзой собаке, демонстрируя остроту клинка дамасской стали из своей коллекции оружия. Ведь Палеолог, хотя и дипломат, призванный обманывать всех и вся в пользу тех, кто его послал, но тоже хочет выглядеть джентльменом. А это значит - говори всегда о своих знакомых только хорошее, даже если готов им всадить нож в спину.
Николай Николаевич настолько воодушевляется своим рассказом, что слезы умиления показываются на его глазах.
- Будьте добры передать генералу Жоффру самое горячее приветствие и уверение в моей полной вере в победу. Скажите ему также, - слезы чуть не брызжут из покрасневших глаз великого князя, - что я прикажу рядом со штандартом главнокомандующего поставить знамя Франции, которое он подарил мне два года назад, когда я присутствовал на маневрах у вас на родине...
С силой сжимая руку посла, великий князь провожает гостя до двери и восклицает на прощанье:
- А теперь - на милость божию!
36. Будапешт, август 1914 года
Прежде чем идти на встречу с Гавличеком, Соколов собрался осмотреть город, в котором ему еще не довелось бывать. Дотошный разведчик, Алексей, разумеется, знал многое из истории мадьярской столицы и Венгрии, прекрасно изучил ее армию, называемую Гонвед, имел представление о характерах политических деятелей и о многом другом, что касалось мадьяр и их жизни. Однако в прекрасном городе на Дунае он оказался впервые.
Рано утром, не позавтракав, Алексей вышел из своей гостиницы "Фортуна" в Буде, чтобы на пустынных улицах центра, пока на них не появились зеваки и бездельники, определить, идет ли за ним слежка. Несмотря на шестое чувство разведчика, которое ему сигнализировало, что опасности нет, он решил тщательно провериться, памятуя пословицу "береженого бог бережет".
Соколов заплатил крону пошлины и вышел на Цепной мост. Перед ним открылась панорама прекрасного города. На правом холмистом берегу Дуная возвышался внушительный массив крепостного дворца. К северу от него, за недавно пробитым сквозь гору туннелем, уступами поднимались бастионы и крыши экзотического Крепостного района. Самый красивый из фортов - Рыбацкий бастион - нависал над старинным предместьем Буды Рыбацким и остроконечными крышами гармонировал с вычурными барочными формами церковных башен предместья. На Крепостной горе четким кружевом из камня словно парила в воздухе колокольня церкви Богородицы.
Далее к северу зеленые холмы застроены уютными домиками и покрыты виноградниками. Из-за моста на Дунае, недавно построенного, казалось, выплывал огромный корабль. Но то был остров Маргит, где, как было известно Соколову, располагался увеселительный парк.
Алексей перевел взгляд на левый берег реки, туда, где бурно разросся Пешт. На набережной Дуная здесь возвышалось величественное здание парламента, украшенное готическими башенками с замысловатой каменной резьбой. По всему его фасаду, обращенному к реке, тянулась аркада, в которой смешаны готические и неоренессансные мотивы. Огромный купол драгоценной короной венчал здание, словно вырастая из крыши, на которой Соколов насчитал около девяноста статуй.
Набережная с новыми высокими домами выходила к самым устоям моста, похожим на римские триумфальные арки.