Великий князь Николай не останется на посту главнокомандующего, и, возможно, великий князь Сергей также будет отправлен в отставку. Это вызвано настроениями против царской фамилии, которые охватили общество. Керенский хорошо понимает, что союзники хотели бы видеть на посту главнокомандующего именно великого князя Николая, но солдаты против этого, а среди левых бытует мнение о том, что, имея Гучкова на посту военного министра, а Николая на должности главнокомандующего, династия непременно вернет себе власть.
Я настоял на необходимости того, чтобы каждый полк принес присягу Временному правительству, прежде чем на Учредительном собрании будет принята новая конституция. Он сделал себе пометку об этом и попросил меня обсудить этот вопрос с Гучковым.
Гучков принял меня в одиннадцать часов утра вместе с генералом Корниловым Л.Г., который только что прибыл в столицу, чтобы принять командование войсками Петроградского военного округа. Оба горячо поддержали идею о том, что британские офицеры, знающие русский язык, могли бы принять участие в переговорах с солдатами в казармах. Корнилов добавил, что части следует привести хоть к какому-то подобию порядка, пока будет утвержден новый текст присяги[59]
.Вчера Корнилов начал свою работу с посещения запасного батальона Волынского полка, принявшего самое активное участие в волнениях.
В шесть часов вечера мы с Торнхиллом были у него, и он попросил нас отправиться завтра в батальон Семеновского полка. Мы договорились, что поедем туда в 10.30 и сделаем все, что в наших силах. Я надеюсь, что это мероприятие не превратится в простую формальность и мне действительно удастся поговорить с солдатами.
В период с 20 марта по 16 апреля, когда я отправился из столицы в короткую поездку на Северный фронт, мы с майором Торнхиллом успели посетить большинство гвардейских запасных частей, расквартированных в Петрограде и его окрестностях. Нас всегда принимали вежливо, даже радушно. Солдаты всегда приветствовали нас традиционно русским прикладыванием руки к головному убору, а после встречи помогали сесть в автомобиль. Мы старались, как могли, но, конечно, мало чего добились, так как через несколько минут после нашего визита приходил другой «агитатор» и весь эффект от него рассеивался.
Порядок визитов был примерно одинаковым. Утром мы выезжали на автомобиле в сопровождении одного из офицеров штаба округа, а у входа в казармы нас встречал полковник в сопровождении одного или двух офицеров. Нам показывали помещение казармы, обычно ту его часть, что занимало «учебное подразделение», которое, поскольку оно состояло из специально отобранных солдат, сохраняло, в отличие от обычных рот, некое подобие порядка. В одном подразделении мы видели совсем необученных новобранцев, которые только что прибыли из какого-то отдаленного района в Сибири. На их честных крестьянских лицах читался ужас и изумление от того бедлама, в который они прибыли.
Затем мы обычно собирали батальонный комитет и еще нескольких солдат и офицеров в казарме и демонстрировали им фотографии, изображавшие жизнь британской армии во Франции или в любом другом месте.
Далее я обычно выступал с кратким обращением, в котором рассказывал солдатам о том, что в Думе мне говорили, будто русские солдаты хотели бы узнать о жизни и дисциплине в британской армии. Я рассказывал о боях, свидетелем которых мне довелось стать на фронте, где я видел их часть, где наблюдал за тем, как люди жертвовали собой, не имея тяжелой артиллерии и снарядов. Я говорил, что Англия теперь отправляет на Русский фронт тяжелые орудия, что для этого британским морякам приходится бросать вызов немецким субмаринам. Затем я подчеркивал, что немцы работают день и ночь, в то время как они (русские) предаются лени. Я спрашивал, какой толк может быть от пушек, если они не поступают в новые батареи и не отправляются на фронт. И если они не нужны в России, то, может быть, будет лучше отправить их во Францию, так как там им найдут лучшее применение. Ведь Англия, если нужно, готова сражаться хоть десять лет, и в конце концов она обязательно победит.
После нескольких минут такой речи меня, как правило, сменял майор Торнхилл, который говорил о дисциплине в британской армии, о нашей системе подготовки, об отношениях между солдатами и офицерами. Затем звучали вопросы, на которые мы по мере сил старались ответить.
Обычно далее следовали речи нескольких членов батальонного комитета. Все говорили свободно и гладко, так как русские вообще являются прирожденными ораторами, и за одним-двумя исключениями все громко и с энтузиазмом высказывались за продолжение войны.