Офицеры объясняют нежелание австрийской кавалерии вступать в бой с русскими кавалеристами отсутствием у противника пик. Теперь каждый русский кавалерист, если позволяет обстановка, должен будет иметь при себе пику. Немецкая пика на несколько дюймов короче русской, что стало для русских очень приятным откровением. Русская кавалерия в разведке придерживается практически той же тактики, что и немецкая: ее задачей является уничтожение любого разведывательного подразделения противника. В начале войны немецкие уланы в Польше носили на пиках флажки, которые, впрочем, вскоре отменили. Австрийские карабины несовершенны. В 14-й дивизии говорят, что ни один солдат еще не был даже ранен из этого оружия.
Дивизионный врач рассказал мне, что у него двое сыновей и дочь. Он и его дети – лютеране. Один из сыновей женат на девушке – православной, второй – на католичке. Дочь замужем за мусульманином.
Мы поднялись в 6.30 и в 8 часов утра, попрощавшись и поблагодарив наших хозяев, у которых жили в течение последних двух дней, покинули этот дом. Под пронизывающим ветром мы ехали верхом по самым ужасным дорогам, каких мне не приходилось видеть даже в России. Наш путь лежал к Висле, после чего, развернувшись налево, мы перестроились в две колонны и вступили в бой против 200 «соколов», как называют себя польские партизаны. Не самое приятное дело!
В 21.45 мы остановились в комфортабельном доме в городке Злота. Практически 14 часов пришлось провести в пути. Какая удача, что Максим успел сделать для меня несколько бутербродов, за что я ему сердечно благодарен. Русские слишком мягкосердечны. На обратном пути несколько раз мы плутали, и если бы кто-нибудь поинтересовался моим мнением, то я бы, разумеется, захватил кого-нибудь из местных жителей и заставил его показывать дорогу.
Офицеры почти всегда носят карты в шапках. Они никогда их не разворачивают. Карта-двухверстка, которая не поступает в продажу, достаточно достоверна. Десятиверстка полна неточностей и явных ошибок.
Двухверстки поступают в войска в недостаточном количестве, поэтому некоторые офицеры пользуются трехверсткой, скверной картой, где слабо отражен рельеф местности.
Офицеры в составе «боевых патрулей» часто оказывались без карты местности, на которой им предстояло действовать. Причина, разумеется, заключалась в том, что такие карты остались в тыловом обозе.
После начала войны каждый полк 14-й дивизии получил по 203 запасных лошади. Эти лошади поступили в резервные эскадроны. Примерно 90 из них через несколько месяцев пошли на ежегодную замену конного состава. Остальные были предназначены для создания шести новых кавалерийских полков, которые предложили сформировать в этом году. Большинство животных плохо обучены и настолько слабы, что множество уже успело выйти из строя. Помимо этого, больных и слабых лошадей практически каждый день прямо на марше меняют на реквизированных в обмен на квитанции у местного населения.
Дивизионный врач сегодня показал мне сводку убитых и раненых за последний месяц – с 13 августа по 13 сентября. Этот период дивизия постоянно находилась при выполнении боевой задачи. Офицеры: убитых – 0, раненых – 7. Рядовой состав: убитых – 32, раненых – 130. Это из общего количества 5200 человек.
Два еврея спорят о войне. Один заявил: «Мы победим». Другой с ним согласился. Кто-то спросил, а на какой они стороне? Оба ответили: «Конечно, мы за тех, кто победит».
Во время нашей сегодняшней стычки с «соколами» мы подожгли усадьбу Чарков, прекрасное старинное здание. Его владельца молодого графа Павловского со слугой привезли к нам на крестьянской телеге. Мне было жаль этого мальчишку, который выглядел как воспитанный джентльмен. Его вид очень контрастировал с некоторыми из субъектов, столпившихся вокруг него, однако всем было ясно, что именно он укрывал у себя «соколов» до нашего прихода. А местные жители указали на графа как на главного организатора отряда. Старший брат молодого человека имеет австрийское гражданство и служит в австрийском кавалерийском полку. Другой брат служил вольноопределяющимся в том самом полку, что сегодня захватил его в плен. Семья имеет владения в Литве и под Краковом. Юноша держался естественно, без напыщенности. То и дело он оглядывался на свой сгоревший дом. Под конвоем его увезли в Буск. Сам он, несомненно, оставался в доме в надежде, что его пожалеют и не тронут.