Читаем Вместо матери полностью

— А что, — говорил Петя, — теперь аисты в Африке?

— В Африке.

— Им тепло?

— Тепло.

Рассеянно отвечая на расспросы мальчика, Николай Семенович не переставал тревожно вглядываться в серые дали.

Однако ничего подозрительного заметно не было. Обычная осенняя картина.

Кате совсем не было страшно. Она только очень устала, собирая вещи, и теперь ей хотелось спать.

Ветер свистел в телеграфных проводах, Катя потеплее закуталась в платок и укутала Петю. Она начала клевать носом. Как в тумане слышала она грохот колес по булыжникам и пощелкивание бича. Ей казалось, что она витает где-то в пространстве и стоит ей поднять руки, чтоб залететь высоко-высоко. И вдруг все резко оборвалось. Катя огляделась. Арба стояла у белого здания станции, а вокруг кишела и гудела целая толпа народа.

Николай Семенович с беспокойством расспрашивал какого-то человека в инженерской фуражке.

— Вот так дела! — взволнованно сказал он, подходя к арбе. — Оказывается, махновские отряды отсюда в десяти верстах. На поезд неизвестно попадем ли… Вон народу сколько.

— Это все на поезд?

Вера Петровна безнадежно всплеснула руками.

— Все удирают, — продолжал Сенцов, выгружая вещи, — кто в Полтаву, кто в Харьков… Ну, вылезайте…

Инженер подошел к ним.

— Это куда же вы столько вещей набрали?

— А что?

— Да разве это погрузят… Людей-то сажать некуда.

— Ну как-нибудь… А где очередь к кассе?..

— А вот она… Мы все и стоим. Давайте ладонь, номер поставлю.

— А хватит билетов?

— Конечно, нехватит.

— Значит…

Он не докончил, ибо вдруг совсем близко раздался громкий удар.

— Бум!

Все вскрикнули, потом замерли.

— Это пушка.

— Нет, снаряд положили… Ах, дьяволы!

В толпе произошло волнение.

— Что ж они кассу-то! Кассу-то чего ж не открывают!

— Билетов все равно нет…

— Поезд идет! Что ж это!

— Значит, его раньше времени пустили…

— А-а-а…

Ничего нет страшнее паники, которая охватывает толпу. Никто уже ничего не соображает, никто не думает о других. У каждого одна цель — спастись, вырваться из этой давки, первому чего-то добиться, что-то получить.

То, что поезд подходил раньше времени, было уже само по себе страшно. Люди привыкают к известному порядку, а где же этот порядок строже, чем на железной дороге. И вдруг — раньше времени! Значит, все нарушилось, значит, опасность надвинулась совсем близко, значит, надо спасать свою жизнь.

И как нарочно вслед за гудком подходившего поезда раздался второй взрыв, еще более громкий, чем первый.

Толпа заревела и ринулась на станцию.

— Идемте, — крикнул Николай Семенович.

Катя схватила на руки дрожавшего от страха Петю, Николай Семенович поднял корзину, Вера Петровна — какой-то узел, и все они вместе с толпой ринулись в помещение станции.

— Господа, — кричал дежурный, — нельзя же так! Что вы!

Но его оттеснили.

Паровоз с шипением уже проходил мимо, таща за собою вагоны.

— Не остановится.

— Остановится! Ой!..

— Раздавили!..

Катя с ужасом почувствовала, что она не владеет своими ногами. Толпа сжала ее и несла куда-то в сторону.

— Папа!

— Господа, там дочь моя! — кричал Сенцов. — Господа, дайте моей дочери пробраться!

— Какие тут к чорту дочери!

Толпа несла Катю к вагонам…

— Все равно, садись, Катя, — кричал Николай Семенович, — в Полтаве соединимся… в поезд, главное, садись.

Его самого с Верой Петровной теснили к задним вагонам.

— Садись, не бойся.

Катя чувствовала, что единственное спасение в этом страшном поезде. Не сесть в него, значит, остаться на станции на растерзание бандитов — самого Махно. Стиснув зубы и прижав к груди Петю, она протиснулась к вагону.

— Ну, девочка, живее.

Кто-то подсадил ее.

Она теперь стояла на ступеньке.

Поглядев вдоль поезда поверх голов толпившихся пассажиров, она увидала мать и отца, которые тоже втискивались в вагон.

— Ну, полезай, что-ли…

— Я сажусь, папа, — крикнула она.

Николай Семенович махнул ей рукой.

Их разделяло четыре вагона. Но беда была не так: уже велика. Главное, что никто не остался на станции… Вещи — бог с ними. Катя очутилась наконец на площадке.

И почти тотчас же поезд тронулся.

— Стой! Стой! — визжал кто-то.

— Ребенка, ребенка моего увозят!..

— Машинист, стой!

Но было не до того…

Взрывы начали раздаваться один за другим. Люди облепили поезд и сидели где только можно: на буферах, на ступеньках, на стенах…

— Скорей бы удрать…

— А ну, как дорогу перебьют снарядом.

Но поезд медленно двигался вперед.

Катя немного успокоилась. Петя тоже, к счастью, не плакал и с любопытством смотрел кругом.

Он в первый раз ехал по железной дороге.

— Ой, колеса-то как бегут.

— Да… Ничего, Петя, главное — что мы все сели. Теперь куда-нибудь доедем.

— Это ты верно сказала, девочка. Куда-нибудь доедем.

Все севшие в поезд находились в каком-то умиленно благодушном настроении.

После паники при посадке все словно отдыхали и радовались хотя бы уже тому, что уезжают от страшных бандитов.

— Только медленно едет поезд-то.

— В гору… Тут подъем большой. А вагонов-то вон сколько.

Катя глядела на степь, темневшую кругом.

Вдруг в стороне от полотна прямо из-под земли взметнулся огонь и страшный грохот потряс все кругом. Белое густое облако поднялось над степью.

— Снаряд!

— Господи! Это они по поезду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза