Вначале будет тьма // Финал

А еще Мальта никогда не красилась, чтобы не подогревать неприличные фантазии окружающих. Она была собранным и смекалистым бойцом. Ненавидела «Трех Сибиряков», но умела держать лицо. Когда Игорь разговаривал с Мальтой наедине – случалось это нечасто, – речь шла о миссии и о рисках от предполагаемых шагов. В политике он разбирался гораздо лучше, чем в косметике, поэтому и спросил женщину с серебряным лицом:

– А что ты думаешь о Калаче?

Она задумалась:

– О Калаче? Дай вспомнить… Его же суд ждет, да?

– Да. Что ты об этом думаешь?

– Я? – она медлила, подбирая слова. – Я надеюсь, суд будет справедливым.

– И это все? – удивился Королев.

– Ну да. Ой, вспомнила! У меня же веганская закуска из Индии есть, сейчас достану!

Как-то слишком коротко она ответила, растерялся Игорь. Мальта бы уселась рядом, закинула ногу на ногу и давай болтать: и ногой, и просто болтать. Она бы пересказывала ему всю порочную биографию Калача до седьмого колена или варяжских князей. Мальта же происходила из семьи археологов и в таких вещах разбиралась, и с большой охотой копалась в прошлом: своем, Вадима, стажеров и членов САП. Она всем рассказывала, что родители ее познакомились во время раскопок на острове, несложно догадаться, на каком. Что они оба дышали, как один. Чередовали романтическую порывистость и рабочую практичность и мертвых любили больше, чем живых, но сами на тот свет не спешили. Когда двухлетняя Мальта выказала капризное, но закономерное отношение к их кочевому образу жизни, нестабильному и нестандартному окружению, родители отправились с ней в отпуск в Челябинск. Оставили у бабушки.

А бабушка Мальты работала бухгалтером на предприятии и постоянно жаловалась на экологию, но еще больше – на Москву.

«В Москве жизнь токсичнее, чем у нас, – начинала она вечернюю сказку, – там из людей ежедневно вытекает гниль, и разливается рекой, и впадает в Москву-реку, и по каналам заражает регионы. Вот почему, Мальта, у нас экология плохая».

Игорь все это вспомнил, наверное, вовремя, потому что решил спросить про Москву. Что-нибудь оригинальное. Например, про экологию. Он взглянул на небо за окном: ожидаемо пыльное, монохромное, скучное.

Зеленые листья на подоконнике перетянули внимание на себя.

– Что это ты там делаешь? – услышал Игорь.

– Смотрю, темные у вас времена.

Он обернулся и встретился взглядом с незнакомкой. Забыл спросить, как ее зовут. Вмиг пожалел, что заглянул ей в глаза. Что там было: сочувствие, жалость, понимание? Она смотрела так прямо и честно, как никто уже не смотрит. Как будто ей не от кого защищаться. Ей нечего скрывать и не нужно быть в боевой готовности.

Она транслирует себя без фильтров, хотя Игорь ей никто. И от силы этой невыразимой, невыносимой откровенности, которую несла в себе полностью одетая женщина, Игорю стало неуютно. Он спросил:

– Это у вас марихуана?

Вадим курить запрещал. Укуренный анархист – недееспособный анархист, предупреждал он.

– Нет. Она легальна, но мы с Андреем не одобряем вещества. Мы за духовное самосовершенствование.

– Мы с Андреем? – переспросил Игорь, подобравшись.

– Прости, я же не представилась! Я – Лиза, жена Андрея.

Игорь сглотнул. Вот его брат, циничный, холодный, капризный. Убегающий от камер, вместо того чтобы остановиться и дать комментарий. Рассказать, как он скучает, как ему больно от утраты, которую ничем не восполнить. И вот эта женщина… женщина, пустившая его на кухню, не задавшая ни одного вопроса, кроме того, хочет ли он салат. Конечно, хочет!

Эта женщина с разукрашенным лицом, она не просто дружит с Андреем, она ему не любовница, не домработница, она – его жена? У его брата вот такая вот жена?

Какого хрена Андрей завел семью?! Он же не заслужил!

Она, наверное, заботится о нем, разговаривает с ним, а на душе у нее, может, много всего интересного… дом же такой странный!

Дом Игоря был разрушен, богатый дом Вадима опустел, САП на семью не смахивала. Вадим, которого Королев мыслил чуть ли не старшим братом, легко от него отказался. Будто нарушение субординации отменяет дружбу.

Раньше, если не удавалось обратить перепалку в шутку, Вадим долго ходил надутый. Игорь, напротив, становился сентиментальным. Он вспоминал их первую встречу, и на него накатывало особое чувство: сочетание безграничной признательности, злости и жалости к ним обоим. Они познакомились при чрезвычайных обстоятельствах. Мир гремел, и Вадик перекинулся через борт мусорного бака, борт боевого зеленого корабля. Вадик свесился сверху и прошептал, нет, просвистел через щель в зубах:

– Парень, а ты слышал про срединный путь? Про Будду, женщин и постколониальный киберфишизм?

– Чего? – не понял напуганный Игорь.

Вадик встал на покореженный стул, протянул руки вперед и вытащил Игоря из мусорного бака, в котором тот прятался от возможного налета кого угодно. Двенадцатилетнему Игорю было немного стыдно, потому он соврал неправдоподобное:

– Я не прятался, я монетку искал.

– Ну и дурак, если не прятался, – нахмурился Вадик.

– Почему?

– Да потому что мой отец не прятался и ему башку оторвало.