Вначале будет тьма // Финал

– Вот вы без бумажки знаете, кто я? Нет. Потому что я никто и звать меня никак. И раз уж вы позвали сюда меня, значит, ни одна фирма с именем с вами не готова работать. А я готов, я не гордый. Меня вообще не колышет, что там у вас за дела. Только платите вовремя. Добро?

Главный помолчал, похрустел короткими пальцами – во рту аж пересохло, вдруг сорвется, вдруг сейчас передумает – и хрипловато рассмеялся.

– А нормально! Нормальный ты мужик… Как тебя?

– Андрей.

– Значит так, Андрюха. Я юристам добро дам, они там пошуршат и все тебе вышлют. Жди, значит, письма.

– Принято, – Шестаков поднялся. – Ну, приятно было…

– Куда! – главный медведь даже по столу пристукнул. – А обмыть?

– Почему бы и нет? – Языку заранее стало кисло от предвкушения дешевого алкоголя. Вот сейчас вытащит пластиковую канистру, и хорошо еще, если с коньяком…

Стоя у стола, Шестаков наконец разглядел, что скрывалось за спиной хозяина кабинета – цветной плакат с полуголой девахой чудовищных форм: неестественная грудь, огромный зад, светлые косы толщиной со стоящую рядом березу.

– Нравится? – главный истолковал его взгляд по-своему. – Это ж «Мисс Мира 2020». Ленка, как там ее… Землячка моя, короче, тоже с Краснодара. На удачу висит… Ну и для души.

– Очень яркая женщина, – тактично заметил Шестаков.

– Была. Спилась давно.

Из стола появились облезлая зеленая фляжка и пара наперстков из нержавейки. Шестаков узнал эти стопки: дедово наследство, у него такие тоже валяются на старой даче. Каждый раз, натыкаясь на пыльные катушки, битый жизнью хрусталь, на те же стопки, дед все бурчит про злой советский хлам, который еще Андреевых внуков переживет. Бурчит – но не выбрасывает.

Главный налил до краев, Шестаков натужно улыбнулся. Ладно, от ста грамм, пусть даже сомнительного происхождения, печень не разъест. Но никаких повторов. Лучше сейчас прикрыться гастритом, чем потом вызывать неотложку, у которой и методы убийственные, и счета.

– Ну, за знакомство!

Чокнулись. Коньяк сильно отдавал алюминиевой фляжкой, но в целом показался приличным.

– Неплохо, – признал Шестаков. – Армения?

– Куда там! Молдавия, из старых запасов. По второй?

– Не, пожалуй. Бежать пора.

– И ладно, – главный даже не оскорбился, благодушно почесал сизую щетину, – я и сам тут еще… поработаю до обеда. Пошли, выведу тебя.

Шестаков равнодушно мазнул взглядом по хмурому помощнику – тот до сих пор подпирал дверь, а судя по лицу, заодно пытался сжечь наглого гостя силой мысли. Гостю было откровенно до лампочки – он ликовал. Смог! Протащил! Ай-нанэ-нанэ, а кто же тут красавчик? Кто сбыл целую партию про́клятых обедов, от которых весь рынок шарахался? Все зассали, а Андрюша не зассал, Андрюша молодец. Так что ему за это триста процентов навара, а всем остальным – хер на палочке, пусть причмокивают.

– Спросить хотел, – обратился Шестаков напоследок, – а почему коньяк во фляжке, а не прямо в бутылке? Привкус же остается.

– Так его возят в пластике.

– И?…

– И все! Пластик – это твердый яд, ты что, радио никогда не слушал? Ученые на воде проверяли, оставляли в разных бутылках, а потом смотрят на память воды, а там!..

– Там?

– Ад и Израиль там. Все атомы перекореженные, как после бомбежки. Вредно, короче, оставлять жидкости в пластике.

– А, вот оно что. Вопросов больше нет. До связи тогда?

– Давай! И про воду поищи, почитай. За здоровьем следить надо…

Шестаков спустился с крыльца, оставляя за спиной курящего медведя, голый бетон коридоров и очередной пройденный уровень.

31

На тротуаре Андрей остановился. Ветер гонял первые осенние листья, солнце светило на чистом, без единого облачка, небе. Ни шумная автострада, ни толпа народа у входа в метро не могли заглушить звеневшего бабьего лета. Андрей наконец почувствовал себя человеком.

Сама собой пришла сиротливая строка еще в школе заученного стихотворения: «Солнце, я становлюсь твоим лучом…» Что там дальше было, про свободу? Но ни следующих строк, ни автора вспомнить не получалось. Пушкин, наверное. Нет, у него про зиму. Побоку, главное, день удался и можно вздохнуть спокойно. Где-то за углом завыли сирены. Опять авиакатастрофа. Все, пора уходить.

Немного потолкавшись у входа в метро, Андрей оказался в вагоне и ослабил узел галстука. Отличная сделка выгорела. Вот бабки на счет упадут, можно будет с Лизкой в Питер махнуть. Она давно хотела.

«Следующая станция – Верхние Лихоборы», – провибрировали на руке часы. Андрей не любил метро. Гораздо удобней и приятней взять такси, особенно при такой погоде, но из-за аварии точно все перекрыто. Спасибо еще, что медведи поселились на более-менее центральной «Селигерской», а не какой-нибудь свеженькой «Остафьевской».