Вне игры

Сказала, а сама в ужасе думаю: «Я ведь её четыре года тому назад читала, когда в институт поступала, вдруг забыла?»

— Ну, пожалуйста, прочтите, — говорит Эфрос и с интересом стал на меня смотреть.

Стала я читать. Вижу, у него выражение лица меняется, смеяться начал, а под конец моего чтения вообще на стол упал головой и хохочет.

— Знаете, — говорит после того, как успокоился, — я вас беру! Но какая вы артистка, я лучше всего понял, когда вы басню стали читать.

Вот с этого дня начался такой счастливый период в моей жизни, что когда вспоминаю о нём, всегда благодарю Судьбу и Бога за встречу с Эфросом. Пусть этот период был коротким, но именно тогда, за эти почти два года, я узнала, что значит режиссёр, влюблённый в свою работу и в артистов. Какое это счастье для актёра, когда он бежит на репетицию, как на праздник, как на любовное свидание! Позже я поняла, что для Анатолия Васильевича это тоже было так. Не зря его удивительная книга о работе с артистами называется «Репетиция — любовь моя!» И это он, и никто другой, научил меня тоже больше всего любить репетицию. Этот путь, этот поиск, этот восторг от открытия своего, никому до тебя не ведомого, выхода к разгадке роли и спектакля.

Целый год репетировали мы в Малом театре пьесу «Танцы на шоссе» З. Гердта и М. Львовского. Причём действительно состав был исключительно молодёжный: В. Соломин, Н. Рудная, А. Потапов, М. Фомина, О. Даль и я. Все мы были по пьесе влюблены друг в друга, все были молоды, веселы и талантливы. Да, ещё младшего брата В. Соломина играл М. Кононов. Только двое было артистов из старшего поколения: И. А. Любезнов и П. З. Богатыренко. Они играли родителей, которые никак не могли понять своих детей. Все перестановки между сценами мы производили сами и при этом танцевали.

А танцы нам ставил самый модный тогда балетмейстер, Школьников.

Боже мой! С каким азартом мы учили и рок, и польку, и буги-вуги, и летку-еньку, и вальс! Все молодые артисты Малого театра нам завидовали.

И приходили к нам в зал, чтобы тоже так танцевать.

А вечерами, после спектакля Малого театра, я, едва сняв грим, бежала через площадь к А. В. Эфросу, чтобы репетировать там до закрытия метро «Ромео и Джульетту». Мы мечтали, что ему дадут свой театр, и тогда там мы все соберёмся под одной крышей и будем счастливы, как никто. Там я познакомилась и с Лёвой Дуровым, и с Витей Лакиревым, и со всеми любимыми артистами Эфроса.

А потом, как часто бывает, грянул гром. Спектакль «Танцы на шоссе» закрыли, прямо перед премьерой, так как там были проблемы «отцы и дети». А Н. С. Хрущёв как раз издал указ, что у нас в стране этой-де проблемы нет! И Эфросу не дали никакого своего театра, а назначили художественным руководителем Театра им. Ленинского комсомола. Ушёл он туда работать, и кончились наши ночные репетиции. Я осталась в Малом театре. Периодически кто-то из знакомых артистов мне передавал, что видели его и он говорил: «Вот Лепко я бы взял сюда работать». Что мне было делать, я не знала. Папа мой умер, мне вообще казалось, что жизнь моя кончилась. Посоветоваться было не с кем, а время шло. И вот однажды я всё-таки решила к нему пойти вместе с Маргаритой Фоминой, которая тоже у него играла в «Танцах на шоссе».

Пришли мы в театр, а около его кабинета секретарь сидит. Посмотрела на нас и говорит: «Подождите. Он занят». Прождали мы какое-то время, вдруг дверь кабинета открылась, и на пороге появилась Ольга Яковлева, а у неё за спиной Анатолий Васильевич. Ольга увидела меня, язвительно так засмеялась и, хлопнув меня по плечу, говорит:

— Ну что, старуха, тоже хочешь в нашем театре работать?!

— Нет, — говорю я, а сама смотрю на Эфроса и вдруг понимаю, что я поздно пришла. — Мне просто надо с Анатолием Васильевичем поговорить.

Он сразу как-то боком отвёл меня в сторону и так, не глядя в глаза, говорит:

— Знаете, у нас сейчас нет свободных единиц. Вы потом приходите, если будут…

«Нет! Никогда я к вам не приду!» — так и хотелось крикнуть мне. И не потому, что я опоздала, а не могла я видеть его такого смущённого, потерянного, вроде даже испуганного. Ведь он для меня всегда просто небожителем был! Так мне захотелось и заплакать, и его пожалеть.

— Хорошо, — говорю, — я ещё приду. — И побежала вниз по лестнице не оглядываясь.

Всю ночь я, конечно, ревела белугой и только одно повторяла себе: «Не сотвори себе кумира!»

А Ольга Яковлева, в любящих руках гениального А. В. Эфроса, стала замечательной артисткой. Но образ такой капризной, избалованной девочки она пронесла через все роли. Была в ней всегда этакая странная манерность и некий драматический надлом и в голосе, и в повадках. Кого-то это раздражало, а кто-то был от неё без ума. Так часто бывает в Театре и просто в искусстве, когда особенная индивидуальность не вписывается в привычные рамки.

* * *