Метроном ускорился, и по строчкам бонусов я пробежался по диагонали. Мне достаточно было увидеть, что предмет неразрушим, как я отбросил его, словно ожегшись. Да уж, вот угораздило! С одной стороны, обычный игрок мог бы озолотиться и стать миллионером, попав сюда при любом уровне персонажа. С другой — моему низкоуровневому Скифу, запертому в зоне изоляции, мало что способно было помочь.
Все больше паникуя, я подобрал
А это что, шутка? Я уставился на подмигнувшую мне перекошенную морду сатира, тело которого было зарыто в сокровищах. Странная какая-то голова была, словно младенческая, но в то же время взрослая, морщинистая, и все же размером с два кулака. Ее будто смял великан, а потом еще и засушил.
Козлобородый подмигнул мне и проблеял:
— Ну и рожа у тебя, человек! Лысая, что моя задница!
— Уродливей тебя сатиров не видал, — ответил я.
— Так меня ж засушили, кретин! — оскорбилась башка.
Моб? Подняв эпический «артефакт» за рога, я убедился, что нет, всего лишь
Я сдержал порыв пнуть голову соплеменника Флейгрея, но и оставлять это сомнительное сокровище у себя не стал.
— Ну и воняет же от тебя, смертный! — продолжала ругаться башка сатира мне в спину. — Дерьмо инрауга и то слаще пахнет!
Не обращая внимания на ее вопли, я продолжил перебирать предметы, но ничего не подходило — то из-за требований к моему уровню, то из-за неразрушимости. Я сам не знал, что ищу, просто прикидывал бонусы артефактов к своей ситуации и не находил ничего, что бы кардинально изменило правила игры в Стылом ущелье.
Башка сатира тем временем перешла к совсем уж несносным оскорблениям, и очередное показалось мне переходящим все границы — я такого даже в Преисподней не слышал:
— Эй, смертный! Я тебе говорил, как меня достала твоя мамочка? Скажи ей, чтобы перестала ко мне липнуть, от нее смердит человечиной! Скажи ей, что я чуть не блеванул, когда она сидела на моем…
Это стало последней каплей. Приблизившись, я молча врезал киркой по башке прямо между загнутых рогов. Скрипучее блеяние оборвалось, наступила блаженная тишина.
Я изучил обновившийся профиль кирки и озадаченно почесал затылок. Свойство добавилось в профиль.
— Вот же бестолочь ты, Скиф! — сказала кирка противным голосом. Не тем же самым скрипучим блеянием, что я слушал от сатира, гораздо хуже. — Ну и осел же ты! Вот же непруха, попал в руки болвана! Ты зачем пытался разрушить неразрушимое?
Молодец, Скиф, хорошо сходил в Сокровищницу! Научил оружие сыпать ругательствами!
— Эй, ты кто? — осторожно поинтересовался я. — Сатир?
— Рогатый был прав, ты кретин, — вздохнула кирка и торжественно протянула, будто изображая конферансье, объявляющего имена бойцов на ринге: — Я великий, могущественный, сильнейший из Первых богов, повелитель болот и трясин… То-о-о-р-р-р-р-ф-фу-у!
— Тор’Ор’Фу? Что это значит?
— Не Тор’Ор’Фу, а Торфу, — ответила кирка без рычания и завывания. — Дух, запертый в первозданном кайле горной богиней Азовкой. Это, коротко говоря, моя бывшая. Первой-то женой моей была могущественная Веспа, богиня лесов, но мы с ней разошлись, как в море корабли. Не обошлось без жертв, кстати. Тогда я завел отношения с Азовкой, но и с ней, как видишь, не сложилось. Зловредные бабы эти богини, я тебе доложу, Скиф! Согласен?
— Ни капли.
— Зря. Много ты богинь знаешь-то? Тю, да ты ж ребенок совсем!
— Кое-кого знаю.
— Да брось заливать! Кого знаешь? Стой, не говори. Коснись киркой лба, сам прочту. — Я послушался, и он удивленно замолчал. — А ты непрост, непрост… Такой молодой, а уже… Ишь ты! Вижу, ходишь в любимчиках у Фортуны? Хотя… Знаешь, сколько у нее таких любимчиков было? Тысячи — и это только те, кого я помню по временам свободы! — Кирка как-то по-злодейски хихикнула, но осеклась. — Хм… Хм-хм… Зато Тиамат к тебе явно благосклонна…