Инструктор переглянулся с Владимиром Михайловичем: «Нет ли тут какого-нибудь подвоха?» Тот одобрительно кивнул головой, и русский доктор продемонстрировал класс прыжка с самолета — точно в заданный круг.
На конспиративной квартире старшим был давнишний знакомый Захара, майор Квальман. Иногда наведывался сюда Брайткопф, изредка приезжал Зенерлих.
Однажды появился в их школе тип, о котором ходили легенды. Рассказывали, что до войны Артемов был аспирантом одного из московских институтов, в сорок первом его мобилизовали в армию, и он бежал к гитлеровцам. Гестапо направило Артемова в так называемую школу «восточного министерства». Окончил ее, стал преподавателем курсов, где готовились фашистские агенты-пропагандисты.
В школе Захару стало известно, что гестапо приставило Артемова к руководителям НТС (так называемого «народно-трудового союза») следить за ними и что кое-кто из этих руководителей был арестован гитлеровцами не без содействия этого фашистского агента. Говорили, что Артемов гомосексуалист и в большой дружбе с видным деятелем НТС, работающим на немецкую контрразведку, — Романовым. В Днепропетровске этого Романова должны были судить, и только приход гитлеровцев в город спас его. А на следующий день он сам предложил гестапо свои услуги. Так началась карьера будущего «спасителя» России…
Неведомо было тогда русскому доктору, курсанту фашистской школы разведчиков, что пройдут годы и Артемов станет одним из главных идеологов НТС и одним из самых ловких мастеров фабрикации так называемых «писем от верных людей из СССР», за каждое из которых ему платили доллары, что после войны через Романова люди НТС станут поддерживать связь с разведкой, работавшей против СССР. Обо всем этом Захар Романович узнает лет через двадцать пять, а сейчас, здесь, на конспиративной квартире он внимательно прислушивается к рассказу о русских «патриотах», помогавших Гитлеру завоевывать Россию.
…Наконец теоретические и практические занятия были закончены и Рубина вызвали для заключительной беседы с обер-лейтенантом Брайткопфом. Он учинил Сократу нечто вроде экзамена и, видимо, остался доволен. Брайткопф сразу перешел к делу: обсуждению плана нелегальной переброски Рубина в Москву.
План достаточно стандартен. Захар получает фиктивные документы, деньги, рацию и прочее необходимое в таких случаях снаряжение. Его сажают в специальный самолет и ночью на парашюте выбрасывают в лесном массиве, где-то между Москвой и Смоленском.
— У нас есть большой опыт в таких операциях, — с апломбом заявил обер-лейтенант. — Все будет идти по установленному порядку.
За время обучения в школе Захар уже много раз слышал, что точно так на его родную землю было заброшено немало гитлеровских агентов. И далеко не все они действовали по «установленному порядку». Как-то майор Квальман, продолжавший пользоваться услугами доктора — печень-то все же пошаливала, — проговорился, что, увы, «предприятие» это — так он называл разведшколу — не очень рентабельно: немногие из тех, кого забросили на советскую территорию, оправдали деньги, истраченные на их подготовку. Одних сразу же схватили, другие сами явились с повинной. Командование весьма и весьма встревожено, грозит всякими карами Зенерлиху и Брайткопфу, требует изменения тактики, но, увы, конструктивных предложений пока не поступало. И Рубин решился возразить:
— Прошу прощения, господин обер-лейтенант, но мне кажется, что предложенный вами план имеет существенный изъян: он стандартен. Если господин обер-лейтенант даст мне день-два на обдумывание предстоящей операции, я мог бы попытаться внести некоторые поправки. Нужно придумать что-то новое. Русские люди по своей натуре патриоты. Вам это хорошо известно, господин обер-лейтенант. Поверьте, это не пропаганда. Каждый житель прифронтового района — всегда начеку.
Ему дали сутки на размышления.
На следующий день они вновь встретились в кабинете обер-лейтенанта. Там же находился и Курт Зенерлих. Он дружески похлопал доктора по плечу:
— Вы талантливый ученик. Мы вас будем внимательно слушать.
Захар изложил свой план, обдуманный в деталях уже давно, еще после той первой встречи с Брайткопфом и Зенерлихом, когда доктор понял, куда они метят.
…В госпиталь приходит приказ: в связи с резко возросшим числом раненых — тут Рубин не фантазировал, — откомандировать в прифронтовой госпиталь четырех пленных советских военврачей. Двое из четырех — Рубин и Воронцов.
— Когда мы окажемся в новом месте, недалеко от линии фронта, я предложу Воронцову бежать из плена. А вы поможете нам, вы…
— Das ist unm"oglich! — воскликнул Зенерлих, иногда переходивший с русского на немецкий. — Это невозможно!
— Вы, — продолжал Захар, не обращая внимания на разгневанного Зенерлиха, — дадите нам пропуска для свободного передвижения в прифронтовой полосе и вернете документы, с которыми я попал в плен…
— Это есть… — Разгневанный Зенерлих сразу даже не нашел нужных слов. — Где мы найдем ваши документы?
— Если их нельзя найти, то их надо сделать, — невозмутимо продолжал Захар. — Вооружитесь терпением и дослушайте мой план до конца.