Вне лимита. Избранное

В хлорном запахе, в простыне,
Рваных тряпках и грязных стенах,
Разве можно любить сильней,
Чем отсюда? Не на кресте — но
В тошной муке дверных глазков,
В утонченном хамстве допросов

(…)

Напряженней, святей — нигде

Невозможно любить, любимый!

Поэзия привела Ратушинскую в застенок, но она же — и стала ее помощницей, целительницей, укрепляющей силу духа.

Мужество лирики Ратушинской еще выпуклее на фоне вдруг ощутившихся хрупкости, детскости, женственности — все это проглядывает в ее тюремной лирике в трогательном, вызывающем слезные спазмы единстве.

Форма, размер, рифмы — не выбираются: само вдохновение диктует течение лирического повествования, потому и мастерство определяется его интенсивностью:

В черно-белой гравюре зимы исчезают оттенки,
Громыхает глаголом суровое нищенство фраз.
Пять шагов до окна и четыре от стенки до стенки,
Да нелепо моргает в железо оправленный глаз.

(…)

Снежный маятник стерся: какая по счету неделя?

Лишь темнее глаза над строкою да лоб горячей.
Через жар и озноб — я дойду, я дойду до апреля!
Я уже на дороге.
            И Божья рука на плече.

Многие ли из нас имеют счастье сказать о себе такое?

…Думается, что менее всего согласилась бы Ратушинская определить поэзию как «опыт соединения слов посредством ритма». Впрочем, история показывает, что поэзия формообразует драму судьбы даже и самого отпетого формалиста. Поэзия свидетельствует об онтологических корнях человека. Духовное здоровье цивилизации, общества — поверяется степенью наличия в них свободной неверсификационной поэзии и готовности к ее восприятию.

Поэзия — веское доказательство Божьего бытия.

БИОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ

Биографический комментарий подготовлен по данным Архива Самиздата, бюллетеня «Вести из СССР» (Мюнхен), Фонда им. Буковского (Амстердам) и по др. материалам.