Вне подозрений

– Ты знаешь Аню Дудек? Убитую? Она была полькой. Немного старше тебя, но я подумала, может, ты с ней встречалась? Вращалась с ней в одних кругах?

Уже договаривая, я понимаю, что вопрос звучит бестактно, наверное, даже обидно. Марта совсем не похожа на девушку, вращающуюся хоть в каких-нибудь кругах. С отчаяньем смотрю на нее.

– Моя цель – хорошо учить английский, – разлепляет губы няня. – Польские собеседники мне не интересны. Это все?

– Я… Да.

Марта поднимается на последнюю ступеньку, слегка меня оттеснив, проходит мимо, и мой нос улавливает слабый, но вполне различимый аромат инжира. Надо же, мы с ней пользуемся одинаковыми духами. Она чуть приоткрывает дверь своей комнаты, проскальзывает в образовавшуюся узкую щель, и дверь тут же закрывается. Но я все же успеваю заметить разложенные повсюду на полу стопки одежды. Пару секунд не могу двинуться с места. Чувствую себя переступившей черту гнусной начальницей, покусившейся на личное время своей подчиненной.

От внезапного звонка я чуть не скатываюсь с лестницы вниз головой.

Теперь уже я приоткрываю дверь – входную – лишь на щелочку. На пороге высится огромный мужчина с ящиками. В ящиках – шуршащие от каждого движения полиэтиленовые пакеты. Доставка из супермаркета. Я распахиваю дверь. Великан заносит кульки с продуктами в кухню.

– Куда это лучше поставить? Вниз, на пол?

С тех пор как магазины ввели обязательные бланки «Отзыв о работе водителей», эти самые водители стали зверски вежливыми.

В заказе одна накладка – морковь вместо цукини. (Любопытно бы проникнуть в ход чужих мыслей – наверное, в отделе доставки решили, что мне важны не сами овощи, а их форма?)

Я возвращаюсь в холл. Входная дверь нараспашку! Курьер ее не закрыл, и все время, пока я разбирала покупки… Я ничего не замечала, а тем временем в дом мог ворваться ветер, дождь, мусор… что угодно… кто угодно…

Я уже в постели. Нет, не могут они меня подозревать! Невозможно. Меня бы тогда арестовали. Это просто игра, Периваль хочет сбить с меня спесь. И все-таки… От него исходил явственный запах азарта и возбуждения. Знаете, кого напомнил мне инспектор? Лошадь перед скачкой – пятится, приседает на задние ноги, ноздри раздуваются… Чего они ждут? О чем недоговаривают? Есть что-то еще, какая-то неуловимая мысль. Гложет, грызет… кажется, я вот-вот ухвачу ее за хвост, но она тут же упархивает прочь.

Я подскакиваю в кровати посреди ночи. Филипп, незаметно очутившийся рядом – человек-невидимка, призрак, – даже не шевелится. Вот она, вот эта мысль! Я поняла, что меня мучит – ее футболка. Розовая футболка с короткими рукавами, с пуговками спереди, удобная, летняя… Как же я ее сразу не узнала? На мертвой Ане Дудек, которую я нашла в парке, была моя футболка.

Суббота

Брайтонскую набережную нещадно продувает холодный ветер. На бирюзовом парапете, как на насесте, ютятся огромные, размером с кошку, чайки. Дружно показывают морю хвост, словно там, сзади, нет ничего интересного, а вот впереди… Между тем за парапетом все – оливково-зеленое и пенно-белое; небо бледное, серое, со слабой голубизной; вспухает, поднимается волна, как крыло самолета… надвигается, обрушивается на берег… и исчезает, просачиваясь между галькой. Пробегает собака; глупые полосатые чайки, хлопая крыльями, крича, беспорядочно срываются с места. И усаживаются на тот же парапет несколькими метрами дальше. Воздух напоен озоном, запахом дизеля и свежеподжаренных пончиков.

– Мне море больше всего нравится зимой, – говорю я. – А тебе? Цвета такие… И вообще… Очень романтично.

Филипп еле бредет, опустив голову. Телефон он выключил. Все утро молчаливый, совсем как неживой. Но, надо полагать, старается…

– Помнишь, как я работала в «Ньюснайт» и отвечала за организацию всяких политических конференций? Ты как-то удрал с работы и примчался ко мне в Блэкпул. Помнишь тот замызганный отель? Весь стеклянный, только окна затонированы. И кругом нелепые пыльные жалюзи – так что обзора не было совсем никакого.

Филипп издает неопределенный звук, который можно принять за согласие – да, было, мол, такое; и гостиница с вертикальными жалюзи действительно существовала…

– Где пообедаем?

– Мне все равно. – Филипп прочищает горло. – Выбирай ты.

Не буду думать, что все у нас идет наперекосяк. И о том, что его «все равно» относится не столько к выбору кафе, сколько ко мне самой… Где там мой энтузиазм? Его и так немного, да и тот, что есть, все норовит от меня ускакать. Чем предаваться печальным мыслям, лучше вспомнить о планах. Осмотр Королевского павильона, разглядывание витрин изящных магазинчиков в квартале Лэйнс. Букинистические книги и винтажные платья, авторская кухонная утварь…

– Знаешь, я еще не особенно проголодалась, – бодро объявляю я. – Решим позже.