Вне подозрений

– Вау! Моя лысая восходящая звезда! В каком же крутом салоне Мэйфейр тебя так украсили?

– Он назывался «У раковины в ванной». Я сделала это сама. Дома.

– Ты там одна? – Тревога в ее голосе усиливается в разы.

– Я ужасно скучаю по Милли… – Услышав родной Кларин голос, я вдруг разом теряю все свое собранное в кулак мужество и принимаюсь жаловаться. – Знаешь, такое жуткое чувство, будто больше никогда не увижу собственного ребенка…

– Ну, ты по крайней мере точно знаешь, что она в надежных руках.

– Да, надежнее, чем у Робин, рук мне не найти.

– Вот именно. Да.

Разговаривая, я, будто заведенная, брожу по дому. Захожу в гостиную, выглядываю в окно – уткнувшись в стекло носом, чтобы не шарахаться от собственного отражения.

Клара предлагает приехать ко мне или встретиться где-нибудь в городе. Но по голосу слышно, что выкроить время ей будет непросто. В голове у нее урок игры на фортепиано, домашнее задание по физике, выставление отметок за лабораторную – миллион всяких проверок, просмотров и пересмотров.

Я заверяю ее, что все со мной хорошо, что нечего бежать ко мне со всех ног. К тому же у меня самой гора разных дел – «сама понимаешь, я тут сейчас за главного и все такое. Может, лучше среди недели?»

Не хочу тревожить ее или расстраивать. И поэтому нагло вру, что ко мне должна вот-вот прийти подруга.

– Помнишь Джуд? Мамочка из Миллиной школы? У меня тоже теперь есть подруга по соседству. Видишь, какая я послушная?

Краем глаза замечаю какое-то движение позади олив.

Клара с облегчением говорит:

– Вот и славненько! Мне пора бежать. У нас летучка.

Тень за деревьями смещается. Шевелятся ветки.

Свирепой бешеной пулей я вылетаю на крыльцо и мчу к ограде. Стэн, продюсеры, бульварная пресса, предприимчивый выпивоха из паба – все они приложили руку к этому неистовому разъяренному рывку. Прочь от изгороди устремляется кто-то – мужчина! – и бросается через дорогу. На аллее он оборачивается. Мне хорошо видны его лицо, короткая стрижка, приземистая фигура, вызывающий вид. И я ору. Ору изо всех сил, выплескиваю на него все свое гневное возмущение, только без толку. Наглец семенит дальше, и к тому времени, как я добегаю до конца аллеи, его уже и след простыл.

Задыхаясь, лечу обратно домой. Пальцы дрожат. Срочно сообщить Перивалю! Я едва не поймала… кого-то! Вот ему доказательство моей добропорядочности! Даже если раньше он меня в чем-то подозревал, теперь обязательно поверит.

Периваль долго не отвечает. Я уже собираюсь в отчаянии повесить трубку, когда в ухе раздается его голос. Возле моего дома прятался какой-то мужчина, выпаливаю я. Описываю внешность. Инспектор, похоже, за рулем – голос звучит сбивчиво, будто он говорит по громкой связи. Тот же человек, что и вчера? Из красного «Рено»? Я не знаю. Не уверена. Кажется, да. Он во всем разберется, успокаивающим тоном говорит Периваль. Я могу на него положиться. И меня пронзает острое подозрение – вдруг ему известно что-то такое, о чем я не догадываюсь? Что, если он не следит за мной, а… охраняет?

– Вы уже ели?

Лежа на своей кровати в закупоренной ставнями спальне, я глубоко вздыхаю:

– Нет, еще не ела.

– Можно пригласить вас на ужин? Плотный, сытный ужин.

– Значит, из Тоттенхэма вы уже вернулись.

– Да. И так же, как вы, нуждаюсь в утешении. Тяжело пришлось…

– Несмотря на отсечение какой-то своей части?

– Несмотря на отсечение.

Я поднимаюсь. Придерживая телефон подбородком, выглядываю через жалюзи наружу. Удивительно светлый вечер… Небо над крышами расцвечено фиолетовым. На улице никого.

Джек называет новое заведение неподалеку, одно из тех бистро/баров/кафе, где еда подается на больших общих тарелках. Полублюдо полусвета для полуголой Полы Абдул… М-да. Хейуорд продолжает гудеть в ухо, расписывая козий творог, морские черенки и сорбет из ревеня.

– Сезонные продукты, – пытаюсь я поддержать разговор. – Приготовленные без изысков.

– Моральная норма, – соглашается он. – Ну так как, согласны? Сможете решиться?

Я молчу. Придется натягивать на себя одежду, влезать в обувь и снова выйти за дверь на улицу. Придется «забыть» об ополчившихся на меня окружающих, об их презрении и травле, выкинуть из головы и приземистого коротышку, и Джуд, и дамочек с колясками, глазевших на меня в парке. Придется притворяться, что морально я к этому готова. Я всхлипываю. Сама не знаю – «да» это или «нет».

– Вот и отлично, – за нас обоих отвечает Джек. – Жду вас в кафе.

На ужин я собираюсь пройтись. Приоткрываю дверь, внимательно оглядываю улицу. Желтый дорожный знак, ограничивающий время парковки, переместился на фонарном столбе повыше. Между колес автомобилей, подгоняемый ветерком, мечется и шуршит пакет.

Звонит мобильный.

– Габи, Гэб моя-я… Куколка, я по тебе соскучился… Придви-и-инься ко мне-е-е… – напевает голос Филиппа. Язык у него слегка заплетается. – Прижмись ко мне всем те-е-елом, чтобы я ощути-и-ил, что мы-ы-ы… чертвозьмисловазабы-ы-ыл…

– Поздновато ты не спишь, – отзываюсь я. – Привет.

В Сингапуре сейчас то ли глубокая ночь, то ли раннее утро.

– А где моя крошечка? Хочу с ней поговорить! Где моя Милличка, где мое солнышко?