Вне подозрений

Я ухожу в кухню и с удивлением слышу шаги двинувшейся за мной следом Марты. Ставлю чайник. Сон как рукой сняло. Интересно… вот Милли вырастет… будем ли мы тогда устраивать с ней ночные посиделки за чашечкой чая? Смогу ли я быть для нее близкой подругой?… Мамой, которой не страшно довериться?

Марта неуверенно присаживается за стол.

– Ты как? – осторожно спрашиваю я. – Есть хочешь? Предложить, правда, особо нечего, я же была сама…

Я заглядываю в холодильник:

– Яйца и море морковки.

Она мотает головой:

– Нет. Я не голодная.

Готовлю чай и пытаюсь успокоиться. Не ожидала я няниного возвращения… Судорожно зажав в пальцах чашки и молоко, тоже сажусь. Спросить, что ли, о почтовых квитанциях? Подходящий момент? Или нет? Может, дождаться случая, когда рядом будет кто-нибудь еще? Чтобы не наедине…

– Хорошо отдохнула?

– Да. Нет. – Она пожимает плечами. – Моя подруга дура.

– Ого…

– Да. Она разговаривала с парнями, которые не очень хорошие. Я сказала, нам пора уходить. Но она не захотела. И я ушла без нее.

– Ого… – Меня «заело». – Ты бросила ее одну в баре?

– Да.

– А с ней ничего плохого не случится?

– Мне все равно. Если случится, она сама виновата.

– Ох… Ясно… Ну и ну!..

– И я пришла домой.

– Марта, надо быть осторожнее, я же тебя предупреждала. Вдруг бы за тобой кто-нибудь увязался?

– Я держалась по главной дороге. Подруга, она сама найдет дорогу в Кольерз-Вуд. Я больше с ней не буду видеться.

– Что ж, хорошо, что ты вернулась, – наконец решаюсь я. – Я хотела поговорить с тобой.

Она поворачивается ко мне, загораживая падающий сбоку свет лампы. Лицо прячется в тени.

– Да?

Я устало вздыхаю. Сама не знаю, о чем – то ли о необходимости начинать этот разговор, то ли о предстоящей долгой безрадостной бессонной ночи…

– Мне как-то неловко…

– Да? – торопливо произносит она.

В глазах плещется страх. Чего она испугалась? Боится, что я ее уволю? В душе что-то обрывается… Мысленно для себя я определяю это как жалость.

– А вообще, знаешь, это неважно! Пойдем-ка спать.

Вторник

Я ошибалась, сон пришел сразу. Не просто сон – глубокое, стирающее все воспоминания кататоническое забытье, выбравшись из которого я поначалу ничего не могу сообразить. Разбудил меня телефон, но я этого не осознаю. Что такое?… Где я? Кто я? Двадцать секунд пустоты…

– Я вас разбудил? – говорит трубка голосом Джека.

– Да.

– Простите. Как спалось? – Еле уловимая интонация, не то нежность, не то укор.

– Честно говоря, хорошо. Вино, наверное.

– Не иначе. Я вот вчера точно перебрал. Ох уж эти французские графинчики, такие обманчивые… С трудом помню, как попал домой!

Дает шанс нам обоим все «забыть». По крайней мере, мне так кажется.

– И я тоже, – подыгрываю я. – Все как в тумане.

Он набирает побольше воздуха:

– Вы можете со мной встретиться?

Называет место – Спенсер-парк неподалеку от моего дома; зеленый треугольник размером в четыре акра, принадлежащий жителям примыкающих к нему коттеджей. Я там никогда не была, хотя какой-то хеджинговый коллега Филиппа и приглашал нас однажды на вечеринку в парке. Говорят, там есть теннисные корты, плантация роз и усаженная рододендронами аллея. А еще – бассейн в окружении смоковниц. Впрочем, это могут быть только слухи.

– А почему именно там? – удивляюсь я без особого энтузиазма.

– Ага, всему свое время! – словно предвкушая отложенное «на потом» любимое лакомство, напевает он.

Прямо как Милли – в «Твиксе» она больше всего любит карамельный слой и потому вечно съедает его последним.

– Не знаю, Джек… Помните, что я говорила вчера вечером? Я действительно так считаю. Мне кажется, нам не стóит копаться в этом дальше. Мы познакомились с Кристой, и я этому только рада. Но дальше пусть разбирается констебль Морроу. Джек, мы с вами играем в детективов, а это слишком опасно.

– Вы не понимаете! Я нашел Толека! – отрубает он, словно кулаком по столу шарахает. – Только что звонила Криста. Я в ней ошибся. Она все-таки пошла нам навстречу! И все благодаря вам! Она сказала, что вы ей понравились, что вы – «жертва судебной ошибки». Наверное, в телике фразу услышала. Она хочет помочь. Уже несколько месяцев Толек работает в Спенсер-парке, ремонтирует кому-то дом. Она будет переводчиком. Сегодня Толек слоняется без дела, ждет кран, время у него есть. Мы же так этого хотели!

Он что, глухой? Совсем меня не слушает.

– Джек, я не…

– Да что случилось?

– Я боюсь… Мало ли к чему приведет наша самодеятельность…

Он хохочет. Возражать или возмущаться бесполезно.

– Спенсер-парк. У дома стоит контейнер со строительным мусором. Встречаемся через пятнадцать минут.

Он сидит на невысоком кирпичном заборе у викторианского особняка, периодически откусывая нечто, завернутое в бумажный пакет. Рядом неустойчиво пристроен одноразовый термостаканчик.

– М-м-м… Попробуйте. Малиновые финансье из пекарни «Гэйлз» на Норткот-роуд. Крошечная миндальная вкуснотень…

Я поднимаю бровь:

– Вы что, едите круглосуточно?

– Я сюда бежал, – веско роняет он. – Нагулял аппетит.

И он с комической гордостью тычет на свои кроссовки. («Асикс», ясное дело. Говорила же я Перивалю, что «Асиксы» есть у всех и каждого!)

– Смелее, пробуйте!