Вне подозрений

– Я поначалу был не в восторге от вашей затеи. Честно говоря, просто собирался подыграть. Чтобы добиться обещанного интервью. Но потом… Потом я узнал вас ближе… И теперь мне хочется помочь. Очень хочется. Искренне. Пожалуйста, не отказывайтесь…

Какой низкий обволакивающий голос… с легкой хрипотцой… Будто он простужен или только что выкурил сигарету. Шикарный голос… Ни одна девушка не устоит…

Я гусеницей сползаю с подушки. Теперь голова лежит на одеяле вровень с телом, а ноги свешиваются с края кровати. На потолке – крошечная черная точка. Паучок? Букашка? Или просто грязь? Никак не пойму, увеличивается ли расстояние между ней и люстрой?

– Спасибо, – помолчав, отвечаю я.

– Знаете, я тут думал… Уверен все-таки, Кристе что-то известно. Надо попросить у нее разрешения почитать Анины дневники. Согласны, Габи? Может, там описано, что с ней происходило. Нам будет полезна малейшая зацепка, которая отведет подозрение от вас!

Вот сейчас самое время рассказать ему о другом Анином мужчине. Но какой же долгий сегодня выдался день!.. Я безумно устала. А этот разговор так сладко греет душу. Разговор с мужчиной, который, в отличие от Филиппа, горит желанием помочь, спасти… Наверное, меня это не красит. Память услужливо подсовывает мимолетное воспоминание о гостье «Доброго утра», страдавшей синдромом Мюнхгаузена. Чтобы получать сочувствие и внимание, которых ей недоставало в детстве, бедняжка постоянно притворялась больной. Вот и у меня, наверное, проявление такого же синдрома – я собираюсь придержать важную информацию, чтобы подольше купаться в Джековой заботе…

Я могла бы, конечно, соврать, что молчу из чувства долга; исключительно ради данного Кристе обещания. Только кого я обману? На самом деле я хочу быть в центре его внимания, хочу, чтобы все помыслы Джека были поглощены мной… Нет, меня это определенно не красит. Никаких благородных побуждений… Мои мотивы куда сомнительнее.

– Вы там еще не уснули?

– Нет, – скрипучим голосом жалуюсь я. – У меня, похоже, простуда начинается.

– Габи… Что случилось?

Черная точка на потолке не сдвинулась с места. Она неживая. Просто черная точка. Грязное пятно. Я тяжело вздыхаю:

– Полиция раздобыла какое-то новое доказательство. Не знаю, какое. Мне Периваль сегодня сказал… в участке.

– Вы были в участке? Зачем?

– Сегодня утром поймали мужчину, который крутился возле дома. Того же, что и вчера. Его задержали, но потом отпустили.

– Ты заперлась?

– Да.

– Ты там одна?

– Марта уехала на занятия.

– Я приеду.

Под окном урчит двигатель. Когда я чувствовала себя так с Филиппом? Такой ценной? Такой… присмотренной? Честолюбие и напористость – как легко они сметают со своего пути простую доброту! События последних дней содрали с меня кожу, оголили, сделали обыкновенной. А Джек хочет обо мне, такой вот голой и заурядной, заботиться… Сколько сомнений поднимается внутри… Куда от них деваться?

– Хочешь, я приеду? – мягко, но значительно повторяет он.

Ох и голос… Какие у его обладателя большие, сильные руки… закругленные пальцы… темные волоски на костяшках… Какое лицо… словно открытая книга, на нем так легко читаются все чувства… Я бесстрастно представляю его тело… Тяжесть этого тела, когда оно оказывается сверху… Мягкую шелковистость волос, в которую так приятно запустить пальцы…

– Я ничем не занят, – вклинивается в эти видения Джек. – Торчу тут в гордом одиночестве. «Гвоздем» моего вечера должны были стать стакан дешевого вина и заказная пицца.

Дешевое вино и пицца. Уютный компаньон одинокого вечера. Квартирка над прачечной, двухъярусные кровати с кучей детей…

Если бы в моей жизни не случилось Филиппа, я бы вышла замуж именно за такого мужчину, как Джек. А может быть, именно таким мужчиной стал бы Филипп – пошли ему судьба чуть больше провалов и чуть меньше успеха… Джек – мой несостоявшийся альтернативный финал.

Среда

Сбившаяся простыня измята; наполовину сползшее с кровати одеяло почти не прикрывает моей наготы. Одежда валяется на полу неаккуратными островками – футболка и бюстгальтер, повседневные трусики внутри джинсов. Под мышками влажно и солено от свежего пота.

Из ванной доносится звук спускаемой воды, и он появляется в дверях – обнаженный, с красноватым от загара лицом, резко контрастирующим с бледным телом. Улыбается и расслабленно валится поперек кровати. Матрасные пружины вздыхают.

– Привет, – шепчет он.

– Привет.

Поглаживая меня по спине, разворачивает лицом к себе. Трется подбородком о мою шею, щекочет дыханием оголенный затылок.

– Мне нравится твоя стрижка… Одобряю!

– Я очень рада. Куда я без твоего одобрения?…

…Он примчался прямиком из аэропорта. Домой. Не в офис. Такого не случалось давным-давно. Стук двери, глухой удар брошенной сумки, жадный зов: «Габи!» – и вот он уже в кухне. Я как раз ела мюсли, и выпавшая из рук ложка украсила стол пятнами молока и хлопьев. Проглотить потрясение времени не было. Еще минуту назад я сидела одна в тихой кухне, и вот он уже здесь – руки тянутся ко мне, на лице душевная мука, пьян то ли от спиртного, то ли от смены часовых поясов. Буря чувств, вызванная взбудораженной психикой.