Вне протяжения

Такое представлялось ему несправедливым. В официальном браке родители не состояли, хотя сыну досталась отцовская фамилия. Маленькому Стасику не исполнилось и года, когда его предок, имевший звучную профессию инженера по диагностике турбин, подался в Сибирь, в Братск на развернувшуюся стройку огромной ГЭС. Вскоре обзавёлся там новой семьёй, продолжал ещё несколько лет присылать матери какие-то копеечные суммы, сущие крохи, а потом вовсе прекратил. Мать Стаса на алименты не подавала, так и растила сына одна на свою сравнительно приличную зарплату. А когда решилась на запрос, то узнала, что её незарегистрированный муж с год, как скончался от инфаркта миокарда.

Много лет она верой и правдой прослужила в кремлёвской охране, благодаря чему с рождением ребёнка мужского пола ей предоставили двухкомнатную квартиру на Татарской улице неподалёку от Павелецкого вокзала. С мужчинами, с которыми встречалась после исчезновения отца Станислава, совместная жизнь не задалась. Возможно, и маленький Стасик тому препятствовал, неосознанно выступая против возможности появления в доме отчима. Впрочем, если бы она того сильно захотела, вряд ли его мнение оказалось решающим.

Один раз до школы и когда он учился уже во втором классе, мать летала с ним в отпуск на Чёрное море в Сочи, в Минеральные воды, показала Кисловодск, Лермонтовские места Пятигорска с горой Машук. Наибольшее впечатление на мальчика произвели, якобы настоящие дуэльные, те самые длинноствольные с инкрустациями пистолеты в бедном местном музее. На рейсовом автобусе добрались до высокогорного озера, где успели пообедать под полосатым тентом открытого кафе с видом на раскрытую перед ними природную чашу воды.

В считанные минуты голубая гладь зеркала покрылась рябью от внезапного ветра, в миг сорвавшего парусиновый навес, и почернела отражением пригнанных им свинцовых грозовых туч. Тут же их настиг и до нитки промочил обрушенный сверху, по-южному бешеный ливень. Его сплошная стена низвергла с гор грязевые потоки ледяного селя вперемешку с камнями, которые им пришлось преодолевать, где по колено, а где даже по пояс. К счастью, тогда обошлось без вреда для здоровья, если не считать синяков на ногах. Кроме этого, Стас мало что запомнил из тех путешествий, хотя, благодаря им, его представления о мире значительно пополнились.

Потом они ездили несколько раз в Ленинград к маминой родной сестре тёте Ане, на девять лет её старше, бывшей замужем за офицером армии, недавно уволенным в запас. Вместе с родителями в тесной квартирке на северной окраине Васильевского острова, неподалёку от Смоленского кладбища проживали взрослые дети, двоюродные брат и сестра Стаса. Впрочем, они с мамой там только ночевали, ежедневно рано исчезая с утра, и возвращаясь обычно поздним вечером.

Чуть дальше по берегу Финского залива тянулась бесконечная многоэтажная застройка «морского фасада Ленинграда». Добраться туда в летнюю жару позагорать и поплавать не занимало много времени. До места жительства родни от станции метро «Василеостровская» часто ходили автобусы, но раз-другой, когда спешить никуда не требовалось, они махнули ради интереса напрямик пешком.

Их путь пересекал старейшее кладбище северной столицы, которое вело историю с 18 века и представляло собой как бы ещё один музей под открытым небом. Правда, теперь оно имело вид довольно запущенный и одичалый. Поговаривали, будто православная часть его началась с погребения целой артели первых строителей Петербурга, не вынесших климата и тяжёлых нечеловеческих условий. Были они, якобы, все родом со Смоленщины, что и дало название полю захоронения на берегу протекавшей рядом Чёрной речки. Известная, как место трагической дуэли Пушкина с Дантесом, речка отделяла от острова Декабристов с лютеранскими и армянскими захоронениями. Замшелые плиты надгробий, давно забытые неухоженные могилы немецких поселенцев придавали впечатляющий колорит старины здешним тенистым уголкам упокоения. Но и на левобережной православной части кладбища хватало заброшенных и поросших густой травой под вековыми деревьями участков с разрушающимися памятниками.

Перед самым поступлением Стаса в мединститут мать внезапно заболела. Несмотря на ежегодные обязательные по должности профилактические медосмотры, начало болезни прозевали. Может, сказался вовсе не старый ещё возраст, подумаешь, только разменяла пятый десяток! Сама она не привыкла прислушиваться к собственным болячкам, а надо было бы давно это сделать. Зато неизменно повторяла очень нравившуюся ей фразу: «Если тебе за сорок, и ничего не болит, значит, ты уже умерла!»