Вне России

У меня в журнале FHM идет совещание по планированию номера. Мы планируем, что у нас могут быть неприятности. В номере идут репортаж про растаманов в Москве и биография Александра Шульгина, того самого, врача-американца, синтезировавшего экстази и после проблем с ФБР написавшего (и выложившего в открытый доступ) книгу «Фенэтиламины, которые я знал и любил».

– Интересны ли нашим читателям растаманы, – спрашиваем мы себя. – О, йес!

– А писать про растаманов, не упоминая марихуану, мы можем? – О, ноу!

Вопрос, стало быть, в том, не сочтет ли Госнаркоконтроль слово «канабис» призывом канабис потреблять, и ответ таков: а хрен его знает. Смогли же во Владимире наркоконтролеры обнародовать приговор ветеринару, обвиняемому в использовании кетамина, еще до его вынесения. Изъяли же в Курске панельки для мобильников с рисунком листка марихуаны. Конфисковали же в Ростове водку Cannabis (канабиса при этом в ней не обнаружилось: обман неопытной души).

В прошлом году, когда я жил в Лондоне, у меня таких вопросов не было. Хотя с наркотиками я сталкивался чуть не ежедневно. После работы я шел через Ковент-Гарден, где на Нил-стрит, знаменитой своим разукрашенным двориком с ресторанами, подающими «органик фуд», экологически чистую еду, был ларек с надписью «magic mushrooms». В нем торговали экологически чистыми галлюциногенными грибами, от которых всерьез и надолго улетали герои Пелевина, Кастанеды, Берроуза и Керуака, до которых, надо полагать, в России Госнарк тоже доберется, если не уже.

Смотреть на торговлю не было сил. Душераздирающее зрелище, как говаривал ослик Иа. Пустота, ни одного клиента. Лишь изредка подходят любопытствующие тинэйджеры.

– Скажите, а что делать с магическими грибами?

– Их едят.

– А они вкусные?

– Они безвкусные, но они меняют представление о мире.

– А вы отвечаете за результат их потребления?

– Да, мы даем гарантию качества, и рекомендуем безопасные дозы…

За двадцать минут, что я как-то проболтался рядом, дозу за 10 фунтов (550 рублей) купила лишь пара американцев, сетующая, что в США это illegal, нелегально. Для бойкого места в 10-миллионном городе такой оборот – слезы. Рядом с ларьком скучал полицейский-бобби. Но он был призван спасать заблудившихся, а не заблудших: у Камденской Грибной Компании шесть торговых точек в Лондоне, и все они абсолютно legal.

Страна старейшей демократии привыкла давать гражданам объяснения о границе между легальным и нелегальным. Принцип водораздела может выглядеть смешным, даже наивным, но должен быть понятен. В отношении психоактивных средств он таков: все, что растет естественным путем и таким же путем потребляется – законно. Все, что требует переработки или особых условий выращивания – регулируется дополнительно. Поганки растут в естественных условиях, их можно собрать, съесть, улететь и не вернуться – но это риск потребителя, как если бы он собрал, съел, улетел и не вернулся от килограмма голубиного дерьма. Личный риск не смешивают с общественным, а потому с торговцев магическими грибами берут 17 % налога, в то время как с производителей виски (которое ручьями по естественной среде, увы, не течет) – 67 %.

Я привожу пример не ради укоренения английских поганок в российских лесах. А потому что в России борьба со злом основана, во-первых, на стереотипах («наркотики – зло», но что есть зло и что называть наркотиком?), а во-вторых, на фигурах умолчания, зло подмеченных Шнуром: «Напоминает какую-то разводку – наркотики нельзя, но можно водку». И еще потому, что Госнарк превращает в преступников моих ровесников, включая меня самого, ибо большинство населения крупных городов в возрасте до сорока хотя бы раз в жизни, но марихуану попробовало.

Вот список примитивных, но все же вопросов, ответа на которые нет.

1. В мире известны сотни психоактивных веществ, однако считаются наркотиками (признаются нелегальными) лишь некоторые. Другая часть (от никотина до алкоголя) не просто легальна, но и приносит государству колоссальный доход, несмотря на возникающую зависимость и опасность для здоровья. Спрашивается: чем пиво лучше канабиса? Даже циничный ответ «с чего берем налоги – то легально, с чего не можем взять – нелегально», – лучше, чем отсутствие ответа.

2. Если есть преступление, то должна быть и жертва – где она? Если потерпевшим является наркоман, то означает ли это, что человек не вправе распоряжаться собственной жизнью? И как может потерпевший быть одновременно преступником?

3. Почему разговоры о наркотиках приравнивают пропаганде наркотиков? Общество не вправе обсуждать способ своего функционирования? Джордж Сорос тратит миллионы на борьбу за легализацию легких наркотиков в США, не будучи ни наркоманом, ни наркодилером – мы что, не имеем права знать его точки зрения?

4. Сегодня бравирование марихуаной – популярный протест против официального госустройства. Он так же естествен, как детский мат, за которым нет испорченности, а лишь желание определить границы дозволенного. Право на протест породило рэп, рейв, граффити и до сих пор питает лимоновскую НБП. Клапан в котле – это теперь вещь лишняя?

5. Антинаркотическая пропаганда в России строится по схеме такой примерно угрозы: будешь заниматься онанизмом – волосы на ладонях вырастут. А поскольку волосы не растут, объект делает вывод, что его дурят. Психоактивные вещества различны по типу и последствиям воздействия, из которых исключать положительное – крайне глупо: иначе б мы не пили утром психоактивное кофе, а в Новый год – психоактивное шампанское. И впаривать, что затяжка «травкой» приводит к зависимости, ломке и смерти – значит убеждать молодых, что чиновники – вруны. И что дурить их (посредством «дури») – дело чести. Но почему-то качественное научное исследование по марихуане, вышедшее в издательстве «Контркультура», привело к обыскам в издательстве, а издатель Илья Кормильцев, поэт и переводчик Уэлша и Поланика должен был уйти чуть не в подполье.

6. В нежном возрасте отказ от общего действия в своей компании в равносилен самоубийству. Сверстники бренчат на гитарах – и ты бренчишь, катаются на роликах – и ты катаешься, пускают шприц по кругу – ты пускаешь. Американский парень Ди Снайдерс в знаменитом «Курсе выживания подростка» тьму страниц отвел умению говорить «нет», не теряя лица. Сколько книг уровня Ди Снайдерса вышло благодаря Госнаркоконтролю? А если ни одной, то, может, не надо в посудную лавку при таких-то габаритах?

Продолжать список можно долго, хотя во главе Госнаркоконтроля, верю, стоят честнейшие люди, примерные главы семейств, готовые жизнь отдать за детей, и биться с этими милыми людьми – не супостатам в лицо плевать.

Однако искренность намерений никого и никогда не извиняла.

Мы живем в стране, где запрещенные препараты хотя бы раз в жизни пробовала добрая треть, а то и половина жителей больших городов, причем в большинстве – группой лиц и по предварительному сговору.

А в обществе, где все население нарушает закон, может существовать только выборочное правоприменение с целями, далекими от общественного блага. И я не очень понимаю отваги работников упомянутого ведомства, у которых наверняка есть и враги, и дети. Они что, не знают, что нажим через детей на родителей – самый сильный?

Сорос ведь убеждает легализовать легкие наркотики не в силу эмоций, а в силу расчета: с его точки зрения, вред от них меньше вреда от борьбы с ними. Я не знаю, насколько он прав. Но знаю, прошу прощения за банальность, что в Нидерландах легкие наркотики легализованы, а экономика этой страны краха не потерпела, население не выродилось и преступность не увеличилась. Зато у нас любая дискуссия о допустимости или запрете, легальности или нелегальности широко употребляемых веществ объявляется антиобщественной и преступной.

В то время как именно такая дискуссия сейчас нужна. Именно потому, что в нашу жизнь вошли новые вещества. Именно потому, что они оставили след (Пелевин, Ширянов, Болмат, Спектр – и это только в книгах). Именно потому, что этот след не стереть. Именно потому, что мы плохо разбираемся в структуре, механизмах воздействия, возможных последствиях и последствиях борьбы с последствиями.

Я говорю о наркомании не как девушка, начитавшаяся романтических книжек про жизнь дна – но, надеюсь, и не как бабушка, которая видит за каждым кустом насильника. Среди близких мне людей есть наркоманы – и один из них однажды чуть не умер у меня на глазах, а другой умер. Я знаю, каково отчаяние матерей, чьи дети не могут слезть с иглы – хотя знаю, что вину они должны делить минимум надвое. Я знаю, что подсевшие на героин регионы – это не чья-то выдумка. Да, и я знаю, что от целого ряда синтетических наркотиков действительно возникает мгновенное привыкание, а их применение действительно ведет к уничтожению организма.

Однако я знаю и то, что каждое общество психоактивные вещества применяет, и что способ приема зависит от традиций, привычек, культуры, и только потом от репрессий. В конце концов, СССР был страной тупого ужирания водкой, и там выли от ужаса жены и спускался последний скарб, и разлетались в клочья печени и судьбы, и были борьба и принудительное лечение.

А сегодня миддл-класс водку принимает все больше в малых дозах как аперитив, сочетает цвет вина с типом пищи и на вызовы времени отвечает увеличением потребления соков и минеральной воды.

И все это без создания Главаперитивконтроля, без конфискаций Венички Ерофеева и без налетов на рестораны. Хотя Горбачев было и пытался.

То есть шанс у нас, все-таки, есть.

В Лондоне, между прочим, телефоны с изображением канабиса теперь тоже не гвоздь сезона, хотя пару лет назад были хитом. Сегодня в чести черепа, кресты и прочая суровая готика.

Протестуют, понимаешь, против сытого истеблишмента.

И – хоть бы один протест со стороны профсоюза гробовщиков.